На следующий день в десять часов утра Рэнделл Флегг и Ллойд Хенрид подошли к камере Глена Бэйтмена.
Он сидел на полу, скрестив ноги. Под своей койкой он нашел кусок угля и только что закончил надпись на стене своей камеры посреди изображений мужских и женских гениталий, имен, телефонных номеров и коротких непристойных стихотворений. Надпись гласила: Я не гончар, и не гончарный круг, я — глина, но разве ценность достигнутой формы не зависит в той же степени от внутренних свойств глины, что и от гончарного круга и таланта Мастера? Глен как раз восхищался этой пословицей — или это был афоризм? — в тот момент, когда ему показалось, что температура в камере неожиданно упала градусов на десять. Дверь в конце коридора с грохотом открылась. Во рту у Глена неожиданно пересохло, и кусок угля выпал у него из пальцев.
В коридоре раздалось щелканье каблуков, направлявшихся к нему.
Другие шаги, жалкие и тихие, поспешали за первыми, пытаясь попасть в такт.
Ну вот, это он. Сейчас я увижу его лицо.
Неожиданно артрит стал причинять ему больше страданий. Боль была непереносимой. Словно из него вынули все кости, а образовавшиеся пустоты заполнили битым стеклом. И все же, когда каблуки остановились напротив его камеры, он повернул голову, и на лице его играла заинтересованная, выжидательная улыбка.
"А, так вот вы какой", — сказал Глен. "Вовсе не такой уж бука, как мы думали".
По другую сторону решетки стояло двое человек. Флегг был справа. На нем были синие джинсы и белая шелковая рубашка, мерцавшая в свете тусклых ламп. Он улыбался Глену. За ним стоял человек ниже его ростом и без улыбки на лице. На шее у него был надет черный камень с красной щелью.
"Хочу вам представить моего помощника", — сказал Флегг, хихикнув. "Ллойд Хенрид, познакомься с Гленом Бэйтменом, социологом, членом Комитета Свободной Зоны и последним оставшимся в живых представителем интеллектуального фонда Зоны, с тех пор, как Ник Андрос умер".
"Рад встретить вас", — пробормотал Ллойд.
"Как ваш артрит, Глен?" — спросил Флегг. Тон его был соболезнующим, но в глазах сверкало открытое ликование.
Глен быстро сжал и разжал пальцы, улыбаясь Флеггу в ответ. Никто никогда не узнает, каких усилий стоила ему эта улыбка.
Внутренние свойства глины!
"Прекрасно", — сказал он. "Гораздо лучше, благодаря ночлегу под крышей. Спасибо вам".
Улыбка Флегга слегка потускнела. Глен уловил промелькнувшее по его лицу выражение удивления и гнева. Или страха?
"И я решил отпустить вас на свободу", — сказал он резко.
Сияющая улыбка вновь заиграла на его лице. Ллойд удивленно охнул, и Флегг повернулся к нему. "Так ведь, Ллойд?"
"Ну… конечно", — сказал Ллойд.
"Ну что ж, прекрасно", — весело сказал Глен. Он чувствовал, как артрит вгрызается в его суставы.
"Вам дадут небольшой мопед, и вы сможете отправиться обратно домой".
"Разумеется, я не могу отправиться домой без моих друзей".
"Разумеется, нет. Все, что от вас требуется, это попросить меня. Встать на колени и попросить".
Глен искренне расхохотался. Он откинул голову и смеялся долго и громко. Пока он смеялся, боль в суставах значительно уменьшилась. Он почувствовал себя лучше, сильнее и снова овладел собой.
"Ну, ты и кадр", — сказал он. "Я знаю, чем тебе помочь. Найди-ка ты большую кучу песка, возьми в руки молоток и набей весь этот песок прямиком себе в задницу, а?"
Лицо Флегга потемнело. Улыбка исчезла. Глаза его, раньше напоминавшие своим цветом камень на шее Ллойда, теперь приобрели желтый оттенок. Он протянул руку к засову на двери камеры. Раздалось электрическое гудение. Искры засверкали у него между пальцев. Засов, черный и дымящийся, упал на пол. Ллойд Хенрид вскрикнул. Темный человек схватился за решетку и отодвинул дверь в сторону.
"Прекрати смеяться".
Глен засмеялся еще громче.
"Прекрати смеяться надо мной!"
"Да ты же ничтожество!" — сказал Глен, утирая слезы и все еще хихикая. "Ой, извините меня… а мы-то так тебя боялись… придавали тебе такое значение… я смеюсь и над нашей глупостью, а не только над тобой…"
"Пристрели его, Ллойд". Флегг повернулся к своему соседу. Лицо его исказилось. Пальцы его скривились, как клыки хищника.
"Ну так убей меня сам, раз уж собрался", — сказал Глен. "Ты ведь можешь. Дотронься до меня пальцем и останови мое сердце. Соверши перевернутое крестное знамение и награди меня мозговой эмболией. Извлеки молнию вон из той розетки и разруби меня пополам. Ой, Господи… Господи помилуй… я себе живот надорву…"