— Хорошо. Как бомжа.
Толкнув себе под нос целую мюнхенскую речь (до Эльвиры доносилось недовольное бурчание), Честерфилдов схватил упаковку «Настоящих» и медленно побрел в сторону бакалейного отдела.
— Ваня! — окликнула его Эльвира. — Я тебя прошу.
— И я тебя. — горделиво уронил до края шапочки уехавший помпон Иван Честерфилдов. — Разве нет у меня дарованной мне по праву рождения и прямохождения возможности изъявить urbi et orbi et Тройкиной Капитолине свое желание ознакомиться с ценовой политикой в отделе марксистско-ленинской диалектики: алкоголя и безалкоголя. Узнать почем нынче мерзавчик Пшеничной на березовых бруньках, чтобы поставить задачу и знать, ради чего стоит жить целый завтрашний день?
После такого проникновенного и напыщенного спича оставалось либо раствориться в закате, либо уйти в отставку с поста начальника ЗемШара. Но Честерфилдов ушел в бакалею. Обогнул по нечистому краю мокрое пятно. Внутри пятна с лохматой шваброй в руках цепенела от происходящего Тройкина Капитолина. Маленькая, плотная, с глазками, носиком и алюминиевым ободком в стальных волосах.
— Вот алкашня непроходимая. — схватила самую суть Тройкина и добавила в сутулую безответную спину благородного бомжа, насколько хватило ее воображения:
— Алкаш!
Эвелина Явская промолчала. Вернее изломила сухие с торопливо наложенной помадой губы в теперь уже печатном, сорокинском слове. Внезапно, из близкого динамика, на Эльвиру рухнул с металлическим грохотом звук сирены. Эльвира вздрогнула, машинально отряхнулась и, вслед за Честерфилдовым, обойдя Тройкину по нечистому краю, потащилась в сторону кассы. В окрестностях кассы, среди презервативов, бритвенных станков, леденцов и шоколадных яиц, Эльвира была остановлена истеричным, беспредельно вздорным криком.
— Я тебя раком заражу, чувырла!
Так истерить могла Олеся Пеломелова. Но нет. Пеломелова сидела за кассой. Воткнула свою птичью головку в раструб толстого с оленями свитера и просительно смотрела на Эльвиру. Такой овуляшкой-неадеквашкой могла быть вот эта вот деваха с губами обиженного дельфина. В безрукавке из стриженного подозрительного меха. Для всех сомневающихся на спине серебристыми пластиковыми камешками было выложено: NORKA. А может быть это Ашот? Маленький и худенький человечек, издали напоминавший кусок пеньковой веревки с излохмаченным концом. Гламурьян был одет в голубую рубашку, заправленную в штаны по самые подмышки. Конечно, это было совсем не так. И штаны заканчивались именно там, где и положено: чуть ниже пупка. Вот только Гламурьян делал все возможное, чтобы впечатление складывалось именно таким образом. Он мелко тряс лохматой черно-серой головой и брызгал во все стороны своими карими лошадиными глазами. Искал место, куда можно было бы сбежать. Так. На всякий случай.
— Администрацию зови! Чего вылупилась?
Ни Ашот, ни деваха с дельфиньими губами, ни Олеся Пеломелова. По-бабьи, высоко и сварливо орал здоровенный мужик в кожанке и бликующей головой, из того же дубленого материала.
— Здравствуйте, я директор. — представилась Эльвира. Она решила улыбнуться. Кое-что вышло. Не очень. Но кое-что.
— Гляди сюда, директор. Я Самцов, знаешь?
— Пока нет, но уже догадываюсь. — честно призналась Эльвира.
— Снимай, Илонка. — приказал Самцов.
— Счас, прям в Инстаграмм застримим, зая. — прошипела Илона Вайп и выставила перед собой телефон с выложенными на бампере камешками: ILONKA.
— Сюда давай. — Николай Самцов выдрал из рук Пеломеловой черно-белую коробочку. Тут не смело выступил Гламурьян. Пеньковая веревка начала завязываться в слабый, но все-таки узел.
— Послушайте. Нет, вы только послушайте. Я сейчас полицию вызову.
— Вызывай. Пусть Петраков посмотрит.
— Какой Петраков. Я полицию вызову.
— Вызывай. Все равно Петраков приедет. — расхохотался Самцов. — Что вы, демоны. Я Самцов. У меня две палатки на Тихушинском рынке. В этом городе я король. Снимай, Илонка.
— Снимаю, зая. Женщина ближе подойдите. Из кадра выпадаете. — Вайп подтолкнула Эльвиру, ища нужный ракурс. Бесцеремонно Илона схватила квадратную пуговицу фирменного зеленого жилета. Подержала, покрутила и отпустила.
— Зая. Она меня не слушает. — совсем разобиделся дельфинчик.
— Сюда иди, тетка. — приказал Самцов и ему Эльвира подчинилась. Золотая, женщина. Золотая. Подошла совсем близко. Прямо к лицу Эльвиры поднес Самцов желтую бумажку с перекрещенными цифрами.