— Как у вас, Гайдамак?
Олесь молча продолжал осматривать мишень.
— Пусто?
— Трохи ошибся, товарищ лейтенант, — выдавил из себя Олесь. — Гдей-то нема.
— Ничего себе трохи! Все пули — «за молоком». Да-а... Плохо. Не ожидал.
Забродин, нахмурившись, подошел к Мезенцеву. Тот негромко доложил о выполнении упражнения.
— Только не знаю, какие мои.
— Как «не знаю»? Откуда столько пробоин? — лейтенант, что-то соображая, повернулся лицом к Мезенцеву. — Сколько патронов вы получили?
— Три.
— А пробоин?
— Шесть.
— Ловко... Рядовой Гайдамак, ко мне!
Олесь расторопно подбежал к командиру взвода.
— В какую мишень вы стреляли?
— То есть как?
— У Мезенцева в мишени шесть пробоин.
— А-а... Это, наверно, я вдарил. Виноват, товарищ лейтенант, ошибся трохи.
— Перестрелять. В следующий раз не ошибайтесь.
— Слухаю, товарищ лейтенант.
Когда Забродин отошел, Виктор с ехидцей заметил:
— «Ошибся», скажет тоже!
— Мои попадания в десятке и в восьмерке. — Олесь воспрянул духом.
— Нет, так не пойдет. Ты испортил всю мишень. Вон твои пятерку пронзили.
— Ладно. Тебя не убедишь.
После перестрелки, которая принесла успех обоим, Гайдамак и Мезенцев направились в тыл огневого рубежа. Там уже было много солдат: одни приводили в порядок оружие, другие отдыхали на лужайке. Среди них был и младший сержант Перцев.
Усман по всем правилам доложил ему о выполнении задания.
— В первом отделении порядок, — громко сказал Олесь.
— На то оно и первое, — подтвердил Джалилов.
— В одну мишень двое стреляли, — сообщил подошедший солдат. — Из первого отделения Гайдамак и Мезенцев. Да здесь они, о-о!..
— Вот так показатели!
— Ничего смешного, — Мезенцев сердито вскинул глаза. — В мишени шесть пробоин. Вам целым отделением не выбить столько.
— Прекратите спор! — вмешался Перцев.
У него после напряженной дождливой ночи и утомительной ходьбы побаливала голова, моментами заволакивало все перед глазами, но он не подавал виду, что устал.
Степан Перцев знал: солдату положены тактика и походы, как на заводе, где он трудился, рабочему положены технический минимум, производственные задания. Сменив спецовку на солдатскую форму, Степан остался тем же трудолюбивым, энергичным человеком. Честного отношения к службе он требовал и от солдат.
— Как же можно не перестреливать? — сказал Перцев Гайдамаку, отведя его в сторону. — Ведь задачу ты не выполнил.
— Почему?
— Твой «противник» остался живым, вот почему. Ясно?
— Да, если с этой точки зрения.
— Именно с этой. С какой же еще? Наше дело — бить врага наповал. Ведь мы комсомольцы, не забывай. А ты к тому же еще и секретарь.
К солдатам подошел командир роты:
— Сейчас в лагерь. Выспимся и на концерт, — сообщил он и озабоченно подумал: «Приедут ли ветераны? Хорошее дело предложили комсомольцы — перед новым походом встреча с ветеранами была бы кстати».
Дежурный объявил: «Все в ленинскую комнату». Олесь и Усман пришли первыми, уселись поближе к трибуне.
Командир роты пригласил гостей в президиум. Первым слово получил директор совхоза «Изобилие» Андрей Петрович Крутишин. Солдаты дружно зааплодировали.
Андрей Петрович вышел из-за столика, смешно потянул носом, пригладил пожелтевшие от табачного дыма усы.
— Разрешите доложить про наши показатели, — по-солдатски обратился он к собравшимся.
Достав из внутреннего кармана пиджака вдвое сложенную тетрадку, Крутишин стал рассказывать, о том, как коллектив совхоза выполняет программу партии по развитию сельского хозяйства. В коллектив вливаются свежие силы, больше всего из армии приходят. На поля взглянуть любо: нива богатая, нет ей ни конца, ни края. Тракторы ступили на целину и залежь. В совхозе построена электростанция. В каждом доме — «лампочки Ильича», радио. Электрическая энергия широко используется в производстве, даже вода для поливки овощей подается с помощью мотора. В совхозе стало много молодежи. Одних только комсомольцев около ста человек. Молодежь трудится в поле, на огородах, на фермах.
«Хороший совхоз», — мысленно восхищался Усман. В его воображении проносились картины родной Ферганы. Хатичахон идет в поле. Дядя Абдулла куда-то показывает рукой. В вышине облака, словно кучи хлопка, проплывают по невидимым небесным дорогам. Корова Ладная встала перед глазами, как живая. Вымя у нее достает почти до земли, розовые соски набрякли молоком.
Притаившись, слушают директора совхоза Перцев, Гайдамак.
Выпрямился на скамейке и Виктор Мезенцев. Взгляд сосредоточен. Тоже вслушивается, думает о чем-то своем.