В городе никакого подозрения. Идет кино. Магазины работают. Тыловые офицеры гуляют по проспекту. У юнкеров в школе вечерняя поверка начинается. Вот как! Они думали, Советская Армия где-то далеко. А тут вдруг — на, возьми. Комбат развернул машину да из пулемета по юнкерам. Что было, Усман! Вправду говорят, смелость города берет. Видишь, без рук я. Вот все, обрубки. Но верни мне руки, пошли, как тогда, в бой. Я — слышишь, Усман! — готов повторить все сначала. Это так... Конечно, теперь атомное оружие. Да-а. Но настоящий силач не таков. Он знает свою силу и всегда спокоен. Не трогай его, и он не тронет. Если ж ты перед носом размахиваешь дубинкой, держись! Он тебе пропишет... Вот как, Усман. Такую позицию силы, что на том свете тошно будет. Понимаешь?..
Усман, вернувшись в роту, слово в слово передал друзьям этот разговор.
Во время отпуска солдату не сиделось дома. Как ни ласкала его Хатича, он то и дело вырывался куда-нибудь по хозяйству. Тянуло в поле, к тракторам. Далекое гудение моторов о многом напоминало сердцу Усмана.
—- Пойдешь со мной? — спросил он как-то жену.
Хатича собралась мгновенно.
— Идем!
Там, где начинались колхозные посевы, они свернули с шоссейной дороги. Было знойно, тихо. В небесной синеве кое-где покоились густые белые облака, похожие на груды неубранного хлопка. Усман нарвал для Хатичи букет цветов. По полю шел трактор.
— Хочу за руль! — воскликнул Усман.
Тракторист, узнав односельчанина, с удовольствием уступил ему место.
На следующий день он и Хатича вышли в поле с утра. Вернулись домой поздно вечером, усталые, но довольные, радостные. А с рассветом снова в поле...
— Слушай, Хатичахон, — сказал Усман накануне отъезда. — Ты не хочешь стать звеньевой?
— Нет, не справиться мне.
— Дядя Абдулла уверен, что справишься.
— Учиться надо. Звеньевая — не просто так. Агроном!
— Верно... А если работать и учиться?
— Ах, Усманжон. Будут ли меня слушаться?
— От тебя зависит. Будь строгой, справедливой.
Последнюю ночь Хатича, притихшая и погрустневшая, до утра не смыкала глаз. Думала о муже, о том, что после этой встречи с ним она, возможно, родит ребенка — девочку или мальчика. Хорошо дочку. Сына тоже хорошо. Хатича прислушивалась к дыханию мужа, ей хотелось представить Усмана там, на службе. Что он делает? Как это служить? В воображении появилось что-то расплывчатое: то часовой с ружьем, похожий на колхозного сторожа, то колонна молодых мужчин, как бывает на праздничных демонстрациях.
Рано утром, провожая мужа, Хатича тихонько всхлипывала. Глаза ее блестели, словно вишенки, омытые дождем. Милый Усманжон, когда ж теперь приедешь? «Еще немножко, и вернусь, — успокаивал жену Усман. — Жди».
Через несколько дней рядовой Джалилов шагал в лагерь по густой зеленой траве. В лагере было тихо. Только соловьи, слетевшиеся, казалось, со всего леса, пели свой гимн.
М. Колесников
Состязание с морем
Подводная лодка взяла курс в открытое море. Косматые волны со стеклянным шелестом разбивались о форштевень, окатывали узкую длинную палубу. Над взлохмаченной водой с тревожными криками носились чайки. Ветер бил с такой силой, что глаза невольно слезились. Но командир лодки и не думал спускаться вниз. Спокойным взглядом окидывал он расходившееся море, почти флегматично отдавал приказания.
Все шло по намеченному плану, все было наперед известно. В 14.00 лодка придет в район ожидаемой встречи с «противником», потом срочное погружение, торпедная атака. После выполнения задачи разбор, возвращение в базу. Все закончится еще до наступления темноты.
Это был самый обычный учебный выход, и капитан третьего ранга не сомневался, что и сегодня экипаж выполнит задачу на «отлично».
Он стоял на мостике, словно окаменевший, будто врос ногами в палубу, не замечал ни резкого ветра, ни крупных брызг, попадавших на лицо, иногда поглядывал на часы и делал пометки на карте.
А в отсеках корабля в это время каждый был занят своей работой. Поблескивали стеклом приборы, струился мягкий матовый свет. Бесперебойно работали двигатели и механизмы.
Помощник начальника политотдела по комсомолу старший лейтенант Доронин, прибывший на корабль незадолго до выхода, неторопливо обходил отсеки. У него тоже был свой план.
Вот он остановился, вытер платком потный лоб, спросил у сухощавого матроса с веснушчатым чуть скуластым лицом:
— Как служба, товарищ Деренчук?
В глазах Деренчука мелькнула лукавая искорка:
— Служба всегда на высоте, товарищ старший лейтенант! Послезавтра в комсомол принимать будут.