— Точно, — коротко бросил Перадзе.
— А вот и наша машина, — подойдя к самому крайнему в ряду танку, сказал Пушкарев. И заботливо смахнул рукавицей снежную пыль с подкрылышков.
Для него, Пушкарева, командира танка, машина эта была уже привычной, своей. А вот Виктору эти слова «вот и наша машина» говорили неизмеримо больше.
И совсем иная, уже кажущаяся далекой-далекой страничка его жизни припомнилась солдату.
Зеленый кипень мая бурлил в степи. Он приехал на полевой стан тракторной бригады с попутным грузовиком.
— Фамилия? — строго спросил его черноусый, с проседью в волосах, бригадир трактористов.
— Петренко.
Бригадир гмыкнул в усы:
— Зовут как?
— Виктор.
— Ишь ты, Виктор! Победитель, значит. Ну-ну. Покажь документы.
Долго читал свидетельство о присвоении Виктору специальности тракториста-дизелиста, изучал отметки. И, видимо, удовлетворенный, ласково тронул Виктора за рукав:
— Пошли.
Проходя вдоль ряда сверкающих свежей краской «ДТ-54», остановился у второго от края и сказал:
— Принимай, хлопец, твоя. Добрая машина — береги ее.
А у Виктора от этих простых, сказанных буднично и совсем обыкновенно слов словно крылья выросли.
Впервые в жизни вывел он на другой день чуть свет красавец трактор в поле. Впервые в жизни не «учебная», а трудовая борозда легла за его плечами. А сколько их было потом, этих борозд! Зеленели вспаханные им поля сахарной свеклой, колосилась на них пшеница, тонконогие подсолнухи кивали на ветру солнцу золотистыми головами.
А теперь вот стояла перед ним, грозно подняв хобот орудия, совсем иная машина. Машина, стальное сердце которой бьется куда сильнее, чем сердце его «ДТ». Машина, на которой не сеют, не пашут. Но не будь их, вот этих грозных боевых машин, разве могли бы советские люди спокойно трудиться?..
Командир танка распределил работу: Виктору он поручил проверить смазку ходовой части, Перадзе — почистить пулеметы, а сам занялся приборами управления и рацией. Почистить пулемет для Перадзе оказалось делом не простым. Не обошлось без подсказки. Выяснилось, что Перадзе и в русском языке не особенно силен. «Надо помочь хлопцу: танкист должен понимать все с полуслова, а тут пока объяснишь, вспотеешь», — подумал Пушкарев.
После ужина помощник командира взвода Гвоздев, отозвав Пушкарева в сторонку, спросил:
— Ну, как новички?
Пушкарев пожал плечами.
— Поживем — увидим.
— Плохо видишь. Я сегодня проверял работу Петренко, — заметил Гвоздев, — и оказалось, что он не смазал подшипники опорных катков. Сам понимаешь, это не от незнания. Так что поговори с ним по душам. Кажется, он не новичок в технике — в гражданке трактористом работал. Да и учебное подразделение за плечами у парня.
Разговор «по душам» — дело тонкое. Куда проще поставить Петренко по стойке «смирно», дать нагоняй за невнимательность, а будет оправдываться, так и наряд влепить.
И голову ломать не надо, с какой стороны подойти к человеку, какую струнку его души задеть, и формально совершенно прав будешь.
Однако не случайно помкомвзвода советует поговорить «по душам». Иногда такой разговор действует сильнее любого самого строгого взыскания.
Виктора Петренко командир танка нашел в ленинской комнате. Склонившись над листом бумаги, Виктор писал. Тут же лежала стопка конвертов: видно, адресатов у нового механика-водителя было немало.
Увидев командира, Виктор широко улыбнулся и доверительно сказал:
— Отписываю вот бригадиру, Тарасу Ивановичу. Не забывает меня старый. А он у нас, ох, строгий! Бывало, чуть что не так — и не глядит на тебя, словно ты столб телеграфный. А это хуже всякой ругани прошибает.
— Ну что ж, это не плохо, когда так-то прошибает. Правильный старик, — одобрил Пушкарев. — Ведь и у нас, танкистов, тоже работа схожая: чуть что не так — и до беды не далеко. Вот был у нас водитель один, Савельев по фамилии. Его бы твой бригадир частенько за телеграфный столб принимал. То мотор перегреет, то в канаву засядет. Бились с ним долго, а толку чуть. Однажды перед маневрами «забыл» подшипники опорных катков смазать. Ну, а машине на маневрах достается крепко. Там уж, если чуть что не так, обязательно скажется. Сгорели подшипники, и пришлось заменить не только их, а и механика-водителя. Ну, да ладно, пиши, пиши. Не буду тебе мешать, — и Пушкарев отошел к шахматному столику, на котором назревала грозная атака на короля белых.
А Петренко, лихорадочно запихнув в карман конверты и бумагу, поспешно вышел из комнаты.
Вернулся он минут через двадцать. Лицо строгое, взгляд решительный. Подошел к Пушкареву и по всем правилам доложил о том, что он, рядовой Петренко, забыл смазать подшипники опорных катков и что в танковый парк его не пустили.