А через месяц Втехин уже дрался вот с тем самым солдатом — его фамилия Беспалов, он тоже чемпион гарнизона в легчайшем весе, разряд имеет. В первом бою Втехин едва продержался два раунда, а потом и все три стал выдерживать. Правда, он еще ни разу не победил своего опытного противника, но — это все говорят! — дело у него идет к победе. А Патлин сейчас говорит о воле. Сам тоже в боксерскую секцию записался, но только на тренировки и ходит, а как дело до настоящего боя дойдет, так и живот болит...
Анатолий смотрел на приятеля, и его все более и более разбирала злость.
Не отдавая себе отчета в том, что будет дальше, он схватил со стола стакан и залпом — в два глотка — осушил его.
Когда они вышли на улицу, Анатолий с удивлением заметил, что тротуар значительно сузился и, кажется, покрылся льдом, так как ноги то и дело, словно у новичка на катке, разъезжались в стороны, и, чтобы не упасть, он отчаянно размахивал руками.
На углу Советской и Ленинской перед подгулявшими курсантами неожиданно вырос патруль.
— Товарищи курсанты, ваши увольнительные.
Втехин, раньше чем узнал самого офицера, узнал этот голос: «Интересуетесь боксом?..» Нет, он сейчас не подумал о том, что лучше бы, если бы не было этого буфета, — о случившемся не успел пожалеть, а вот о том, что он, курсант Втехин, в пьяном виде перед офицером из своего училища, пожалел. Лучше, если бы патрулем был офицер из другой части, не так бы стыдно было...
Вот и пришло время исполниться предсказанию Арефьева. Втехин вышел в коридор казармы и сел на каменную лестницу. С тревогой думая о том, что ждет его завтра, он не замечал холода. Патлина, наверно, отчислят из училища, его уже не раз предупреждали за подобные случаи. Конечно, отчислят. А что сделают с ним, Втехиным? Хмель еще бродил в его усталой голове, не давая сосредоточиться мыслям, до конца продумать все то, что натворил человек сам с собой сегодня вечером. Эх, Втехин, волевой человек! Тряпка ты, Втехин, честь свою за сто граммов продал. Но только бы не отчислили из училища, только бы оставили.
Внизу гулко стукнула дверь, и белесые космы морозного воздуха поползли к ногам Втехина. Стало холодно.
— Ты что здесь сидишь? — вдруг услышал он голос Арефьева.
«Из увольнения возвращается», — догадался Втехин и с радостью подумал о том, что его бывший друг еще ничего не знает о случившемся.
— Ты почему здесь? — повторил свой вопрос Арефьев, нагибаясь к курсанту. — Пьян, что ли? — с тревогой в голосе спросил он.
— Пьян, — коротко ответил Анатолий, поднимаясь со ступеньки. — С Патлиным напились, понял? — и все наболевшее вдруг прорвалось наружу. — Радуйся, может, меня и из комсомола исключат и из училища выгонят...
Он, наверно, говорил бы и дальше, но Арефьев вдруг резко оборвал его.
— Балда, — зло сказал он — это прозвучало неожиданно, как выстрел, — и, больно ухватив Втехина за руку, потащил его к двери. — Спать иди, проспись, тогда говорить будешь...
А на другой день собралось комсомольское бюро. Говорили резко, горячо, возбужденно. В отношении Патлина двух мнений не было. Человек известный своим плохим поведением. Сколько раз клялся, обещал честно служить, хорошо учиться, а потом оставлял все свои обещания за буфетной стойкой.
А вот о Втехине мнений было столько, сколько членов бюро. Уж больно противоречивый человек. Где горы свернуть может, а где пальцем лишний раз шевельнуть боится. Почему у него по огневой тройка? Из-за лени. Курсант способный, любое, как говорят, на лету схватывает.
Больше, чем от других, Втехину попало от присутствовавшего здесь сержанта Арефьева.
А потом, после бюро, Втехин стоял навытяжку перед ротным, перед комбатом. Комбат арестовал его на пять суток.
...Через несколько дней после занятий Втехина остановил в учебном корпусе сержант Арефьев.
— Знаешь, чем все это пахнет, Толя? — спросил он Втехина, намекая на случившееся.
Втехин насторожился.
— В отпуск на каникулы можешь не поехать... Эх, друг, друг... — и уже обычным тоном добавил: — Ну вот что, выбивай дурь из головы, за дело берись. Я уже с командиром взвода говорил, чтобы тебя в наше отделение перевели. Идет?
Вот сейчас Втехину необъяснимо захотелось о многом-многом рассказать старому другу, обо всем, чем он жил в дни разрыва между ними. Но он решил, что еще не время говорить об этом.
— Верно ты меня тогда балдой назвал, — только и сказал Втехин и с силой, по-мужски, стиснул жилистую руку Арефьева.
— Ну, вот давно бы так, — оживился Арефьев. — Давай теперь на учебу нажмем, чтобы отпуск-то заслужить. Да и помнить надо: училище-то наше ордена Ленина, Краснознаменное.
Они вышли из учебного корпуса во двор училища. Солнце стояло в зените. Оно снова, уж который день кряду, палило и палило землю. Пожухла трава, поникли цветы на газонах, сморщились, свернулись в трубочки-цигарки листья кленов и тополей. Только дубы по-прежнему зеленые-зеленые, словно специально раскрашенные художником. Кажется, что вот-вот и они, не пойди дождик еще день-другой, тоже поблекнут, не выдержат зноя нынешнего лета.