Но это только кажется. Дубы, выставив свои могучие кроны навстречу ветру-суховею, распластав корявые ветви под солнцем, и не собираются уступать ни жаре, ни знойному дыханию сухих заволжских степей.
— Ну и погодка стоит, — замечает Арефьев, — нелегко сейчас второму взводу на танкодроме водить танки... — Он помолчал немного и добавил: — Между прочим, в выходной чем думаешь заниматься?
— А ты?
— Я в Дом-музей Ленина собирался. Пойдем?
— Да мы же только ходили всем взводом в прошлое воскресенье.
— Ну и что же? Еще раз пойдем...
Арефьев любил приходить в этот скромный, спрятавшийся за высокими тополями домик с мемориальной доской, что приютился на Ленинской улице в самом начале спуска к Свияге. Того самого спуска, по которому, как свидетельствует сестра Ильича, любил Володя Ульянов промчаться, согнувшись в три погибели, на коньках. Он подолгу стоял в уютной гостиной, рассматривал вещи и документы в кабинете Ильи Николаевича, с душевным трепетом поднимался на антресоли и переступал порог комнаты юного Ильича. А потом в раздумье бродил по двору ульяновского дома, останавливался возле «гигантских шагов», сарая, кухни. Все это было так бесконечно дорого его сердцу. Он всякий раз уходил из этого дома обогащенный чем-то новым, значительным и хорошим. Хотелось после встречи с Ильичевым детством и самому сделать что-то важное, доброе и полезное для всех.
Вот сюда, в ленинский Дом-музей, он пригласил и Втехина. Пусть и у него учащеннее забьется сердце. Пусть и он загорится стремлением сделать больше и лучше для своей Родины.
Арефьев ходил вместе с многочисленными посетителями и экскурсоводом по комнатам Дома-музея, вглядываясь в открытое лицо своего приятеля, и все больше и больше убеждался, что пришли они сюда не зря. Нет, не простое любопытство и интерес светились в глазах комсомольца Втехина. В них отражался тот огонек, что разгорается при рождении самых благородных и светлых чувств в сердце человека.
Уже на улице Арефьев спросил товарища:
— Запомнилось, Толя?
Сердце у человека было сейчас открыто настежь, и он взволнованно сказал:
— На всю жизнь! — Втехин улыбнулся и заметил: — Думаешь, не понимаю, для чего спросил? Прошлого больше не будет, Володя.
— Я знал это, Толя.
Они бодро зашагали к Гончаровской.
Вечер. Только что шел дождь, а сейчас вдруг свежий ветер из-за Волги прогнал прочь тучи, и над городом замигали неясные осенние звезды.
Втехин и Арефьев вышли на улицу, уселись на садовой скамейке под окном казармы.
— Волнуешься? — спросил Арефьев, и Втехин догадался, что товарищ спрашивает о завтрашних стрельбах.
— Признаться, да, — ответил Втехин, — хотя и совершенно уверен в результате. — И, подвинувшись ближе к другу, он продолжает: — Я тебе скажу, Володя, что я совсем не боюсь экзаменов, а все равно, как и ты и все наши, волнуюсь. Помнишь, я обещал на комсомольском... Ну, тогда, когда с Патлиным... учиться только на «отлично»? Знаю, что так и будет. В общем от тебя не отстану.
Курсант замолчал. Ветер доносит с Волги натруженные гудки буксиров, паровозные пронзительные свистки. Над головами друзей задумчиво перешептываются между собой тополя, роняя на землю тяжелые дождевые капли.
— Заметил, как деревья успели вырасти? — говорит, нарушая молчание, Втехин.
— Заметил. И людей тоже заметил. Разве мы с тобой такими же остались, какими пришли в училище?
Это замечание товарища заставило Втехина многое вспомнить. Внимательный, строгий взгляд генерала. Разрыв с Арефьевым, Патлин... Кстати, где он теперь? Как уехал в часть, так никому не написал ни слова. Персональное дело на заседании бюро. Потом переводные экзамены и отпуск, висевший на волоске...
Втехин отогнал от себя воспоминания.
— Знаешь, я о чем подумал, Володя? — тепло сказал Втехин. — О нашей дружбе. Верно ведь говорят, что старая дружба не ржавеет, а старый друг лучше новых двух. Кстати, это не про тебя, ты десятерых стоишь.
Арефьев промолчал. Он думал о том же, о чем и его друг. В самом деле, какое это большое дело — настоящая дружба! Вот он сидит с ним рядом, комсомолец Анатолий Втехин. Как и сам Арефьев, Втехин выходит на порог своей большой, завидной судьбы. Что было бы с этим человеком, если бы коллектив, комсомольская организация, старшие товарищи не помогли ему, не подали твердую руку дружбы? Да и Патлина наверняка наставили на истинный путь его новые друзья. Дружба есть везде и всюду, и с нею человек никогда ни в какой беде не пропадет. Не каждому дано дойти до порога в большую жизнь по прямой, ровной дорожке. Для одних она словно автострада, для других, как для Втехина, словно заросшая лесная тропинка. Попетлял по ней, будто новичок-велосипедист, Втехин, но пришел к этому порогу, вместе с Арефьевым и другими стоит он сейчас на этом пороге.