Взять за уголок, встряхнуть, зажать в кулак. Готово! На охоту!
О, сколько раз я падал жертвою невинной этих негодяев, что следопытами зовутся! Юкагир, лесник, выжлятник, зверобой и траппер – им имя легион.
В коллективе, где две сотни человек, из них храпят – стодевяностодевять…секрет лишь в том, чтоб первому уснуть. Одна проблема – как пóходя не стать невольной жертвой ночной забавы идиотов?
– Ведь я же не храпел, не я был "тигр"! Да блядь, Валера! Ответить за базар? "Пойдем за баню разберемся", скажешь тоже… Ты что, серьёзно?
Ай, больно!
Лазарет.
•••
С тех пор мой по-римски орлиный профиль, с благородной горбинкой, стал похож на обычный куриный греческий. Просто по-викториански выпуклый, безо всякого античного благородства.
Не норманно-тевтонский, а кельтско-франконский.
Из барокко Микеланджело к романтизму Гойя. От истинного вождя апачей к Гойко Митичу.
Впрочем, некоторые утверждают, что мне идёт мой нос, а ночной храп я хитро списываю на искривленную перегородку, а не лишний стакан коньяка вечером, милостиво разрешая будить меня, если начну храпеть. Чем иногда я и пользуюсь, не с благородными целями. Все довольны.
Единственная разница – меня перестали иногда принимать за араба или еврея, и вообще, иностранца, а вот не за кавказца как не принимали, так и не принимают.
Но порой… Я подхожу к зеркалу и силюсь представить, изменилось бы что-то, не облачись мой нос в шинель, будучи перехвачен по дороге из Петербурга в Ригу с фальшивым паспортом?
Ну и да, храпеть я начал после, а не до.
•••
Охота на тигра – резкий удар, обычно по лицу спящего человека. Чаще – подушкой наотмашь, иногда – не только ею.
Обычно оправдывается тем, что спящий храпел. "Тигр" – жертва, храпящий человек.
Лазарет
Бравый матрос Перетëркин
– Можешь мне ногу сломать?
– Бля, ты чё, ебанутый? Иди нахуй!
– А руку можешь?
– …
– Перетёркин, отъебись от человека, а то мы тебе хуй сломаем!
Перетёркин ужасно не хотел служить. Как и все мы. Но он зашёл дальше всех. Вечно всклокоченный, дëрганый, будто под «спидами». Подобное я видел потом в дурке, но Перетёркин был сам по себе шебутной и шибанутый, без всяких препаратов. Он даже спал, как будто в любую секунду ждал голос с неба: «встань и беги».
В конце концов он всем надоел, мы решили сломать ему ногу.
– Сука, ровно клади! Нет, бля, не поворачивай костью на изгиб, а то спружинит и не сломается! На, закуси полотенце.
– Да какое полотенце? Я ж его порву, как Тузик грелку! Надо деревяшку! – Перетёркин вскочил с кровати (рундука) побежал на улицу. Мы наблюдали в окно, как он пытается сломать ветку, потом, заметив на ней ягоды, начал их жрать горстями, но, поскольку на одном месте находиться долго не мог, оторвал её и потащил. Ветка в человеческий рост, с листвой и «урожаем» серебристых ягод, мелких, душистых, в это время года почти несъедобных из-за терпкости. Мы называли дерево: паслён, маслина, иногда олива. Никакой оливой, конечно, оно не было: лох серебристый. Ветка застряла в двери. Дурак нёс её в зубах.
– Пацаны, из оливок можно чётки сделать! А из палки вырежу трость!
– Ебанько, ногу ломать будем или что? Вынеси нахуй метлу и иди сюда, а то мы сейчас тебе уши отломаем!
В итоге он снова укладывается, вытягивает ногу.
План был таков: рундуки, то бишь кровати, в палате двухъярусные, Перетëркин ложится внизу, кладёт ногу на соседний рундук, с верхнего яруса прыгает Славкó. Хрясь. Пополам.
Славон весит за сотню кг, на второму году его будет решительно не узнать, он вытянется и похудеет, станет рослым красавцем, кровь с молоком, спокойным и уверенным в себе. Он откуда-то с Волыни, говорит со странным для нас акцентом, на каком-то неясном диалекте. Сейчас он пока стеснительный, прыщавый, толстый, отзывается на Кабана и на Борова, а на Дабона категорически обижается. Вроде как, в их местности это значит: "кастрированный хряк". Прицепившиеся к нему Кабан и Боров его не обижали, для него эти слова ничего не означали. Поначалу он едва понимал нас, как и мы его, но молодость, взаимное любопытство и доброжелательность Славкá помогла быстро наладить контакт.
Славон прыгает, Перетëркин отдëргивает ногу, Славко с грохотом валится оземь, с размаху заезжает кому-то из любопытствующих локтем в глаз, отдавливает мне ногу, головой бьет в пах кого-то стоящего в проходе, ещё кто-то отшатываясь, теряет равновесие, хватается за металлическую стойку кровати, она с грохотом падает сверху на всю эту кучу-малу́. Перетëркин, поджав ноги, как будто ни при чём, сидит, лупает невинными глазами на вызванный им хаос. Надавали по ушам.