Но вот что удивительно: с крахом его обувного бизнеса и распадом семьи, цеховик зажил загадочной и бурной личной жизнью. Три раза в неделю – по вторникам, четвергам и субботам – ветеран теневой экономики принимал у себя очередную красотку, которая ему во внучки годилась. Ах, какие были гостьи! Соседи завидовали, сплетничали, допытывались до истины. Молодые парни провожали девушек взглядами, полными восхищения и недоумения.
Спросите, зачем он, старый разорившийся коммерсант, нужен был милашкам? Соседи, которые видят и знают все, быстро прояснили ситуацию.
Оказывается, цеховик изобрел гениальное средство от одиночества. По старым каналам он знакомился с прелестницами, которым обещал горы золотые, а именно: прописать в своей просторной квартире (бывшую жену и двух сыновей Лезгин Сельдар отправил в Дербент, купив там дом) и все имущество завещать. Дедушка намекал девушкам, что «ОБХСС не все нашел». Те верили блефу.
Учитесь, как надо скрашивать закат своей жизни. А еще над простодушными и бесхитростными лезгинами посмеивались…
<p>
… Вот женщины неподалеку сидят на лавочке, обсуждают свои проблемы.</p>
<p>
- Пусть дети мои без куска хлеба останутся, если я насплетничала на тебя, Амаля!</p>
<p>
- Ладно, ладно, Нигяр, хватит, детями не клянись-да…</p>
<p>
Обе умолкают.</p>
<p>
- А меня, знаете, золовка научила соус готовить к шашлыку. Берешь ткемали, немного острой аджики и мешаешь с болгарским кетчупом и мелко нарезанной кинзой.</p>
<p>
- Соус это хорошо… Муж обещал стол накрыть, если наш Мишик в нархоз поступит. Я ему говорю, Шаген, нархоз всегда был дорогим институтом, завмагов готовит, главных экономистов готовит, туда без денег не поступишь, надо тапшануть (дать взятку – прим. автора). Он мне говорит, матах, не волнуйся, уже для Мишика откладываю. Даже знает, кому и сколько надо дать на лапу…</p>
<p>
- А наш Вовик в медицинский пойдет. Наверное, в Краснодар к брату отправлю его. У нас в роду все стоматологи были. Там на приемных экзаменах тоже взятки берут – у кавказцев научились, но не такие, как в Баку… У нас совсем совесть эти приемные комиссии потеряли!</p>
<p>
</p>
<p>
…Вот Самвел Никогосов, наверное, один из самых национально озабоченных во всем Арменикенде.</p>
<p>
У его матери родной брат-историк в Ереван переехал. И в последнее время Самвел все чаще стал его навещать. Мать ворчит: «Все мозги тебе рассказами про «Великую Армению» хайастанские промыли». Самвел не обращает внимания. Во дворе его дашнаком кличут даже свои, армяне. После каждой поездки в Ереван, он устраивает политинформацию, просвещает своих шуртвацей (перевертышей – прим. автора).</p>
<p>
В данный момент он раскрывает глаза Ромику.</p>
<p>
- Ээээ, джаник, пусть все завидуют, что мы с тобой армяне. А армяне кто?</p>
<p>
- Кто? – переспрашивает Ромик.</p>
<p>
- Самые умные в мире! У нас на горе Арарат Ной высадился. Слышал про это? Не на Кавказе, не на Эвересте, а на Арарате. И кто, получается, первые люди на Земле?</p>
<p>
- Кто? – снова переспрашивает непонятливый Ромик.</p>
<p>
- Мы, армяне!</p>
<p>
Ромику, видно, по кайфу слышать такие речи. Он хлопает длинными черными ресницами и блаженно улыбается. Кому неприятно ощущать сопричастность к чему-то великому?! Хоть на мгновенье возвыситься над этой серой жизнью, где в тесной «двушке» обитают Ромик, его выводок из пяти детей и надоедливая жена, которой вечно денег не хватает, как будто Ромик эти деньги сам на станке Гознака печатает.</p>
<p>
- Ара, какой Низами великий азербайджанский поэт?! – последние три слова политинформатор Самвел произносит с пафосом, кого-то явно копируя. – Он иранец, матах, на азербайджанском ни слова не написал. А почему?</p>
<p>
- Почему? – переспрашивает Ромик.</p>
<p>
- А потому что такого языка тогда вообще не было! А театр оперный зачем не назвали именем братьев Маиловых? Они же бабки дали, построили его. А затем, что они армяне были. И назвали театр именем Ахундова, который ни к балету, ни к опере вообще никакого отношения не имел.</p>
<p>
</p>
<p>
… Вот одна женщина ругается с другой. Сразу видно, что в дворовых баталиях обе закаленные. Что-то не поделили соседки, теперь выясняют отношения. Обе с растрепанными волосами, размахивая руками, кричат друг на друга. У одной визгливый, у другой - неожиданно густой голос курильщицы со стажем.</p>
<p>
- Скажи своему ишаку карабахскому, пусть пойдет на бульвар и прыгнет там с парашютной вышки без парашюта. Одним дураком меньше будет в этом городе.</p>
<p>
- Говно ты кушала, что так на моего мужа говоришь! Ты на своего мужа посмотри! Ни одной юбки не пропускает, а тебе басни Моллы Насреддина рассказывает: вах, как я много работаю, вах, опять на работе допоздна задержался, план перевыполнял. Стахановец, ударник коммунистического труда…</p>
<p>
- А это не твое дело! Нормальный мужчина должен на женщин смотреть. Пусть смотрит! Но любит мой только меня! А твой кроме «Жигулевского» пива и футбола ничего не любит.</p>
<p>
- Твое какое дело, что мой муж любит, а что не любит! Он не только пиво любит. Хороший коньяк тоже любит. А твой только дешевый «Агдам» с потаскухами с «Дунькиной фабрики» привык пить…</p>
<p>
Одна проклинает другую растопыренной пятерней, та в ответ еще энергичней размахивает руками. Зрители на балконах, грызя семечки и сплевывая вниз, вяло комментируют происходящий инцидент…</p>