<p>
Спать ложились одетыми. Ирина уже привыкла к такой «ночнушке» - стеганый китайский халат, а под ним вязаный свитер и спортивные брюки. Все чаще она вспоминала слова мужа, сказанные на прощание в аэропорту с нескрываемой горечью: «Здесь оставаться нельзя. Дальше будет только хуже». Альберт звонил из Москвы чуть ли не каждый день. Вот-вот должен решиться вопрос с его трудоустройством. Потом съемную квартиру подберет, тогда и переедут они все к нему. Но перезимовать вновь придется здесь, в этом пансионате. Лишь бы выдержать, лишь бы выдержать все, повторяла Ирина про себя.</p>
<p>
Привычный хлебовоз утром в Норке (район Еревана – прим. автора) так и не появился. Зато после обеда у их пансионата, который носил романтическое название «Цицернак» («Ласточка»), притормозил грузовик с красным крестом на белом фоне на борту. Гуманитарку привезли.</p>
<p>
- Там сахар, печенье и сухое молоко, - проинформировала соседей вездесущая Римма Сергеевна. Она всегда обо всем узнавала первой. Не зря в этом временном пристанище бакинских беженцев ее прозвали Би-Би-Си. Впрочем, кто-то уверял, что это прозвище у нее сохранилось еще с давних времен. Она и в Баку старалась обо всем узнавать первой.</p>
<p>
Вместе с вышеназванными продуктами в посылках почему-то лежало мыло. Из-за совместного хранения печенье пахло душистой лавандой. На всех пачках красовалась почти издевательская для армян надпись: «Made in Turkey». По-соседски... Все сначала недоумевали: почему Турция, зачем Турция?! Что, одной рукой душит блокадой, другой рукой благотворительностью занимается?.. Странно все это! А может, продукты отравлены?! Ясность внес доктор Амбарцумов: помощь идет по линии ООН, а у турок закупать продукты выгоднее всего. И рядом, и дешево... И турки не против, оказывают продовольственное содействие недружественной стране, которая воюет с их «младшим братом» – Азербайджаном. Но тут, как говорится, ничего личного – бизнес.</p>
<p>
К гуманитарной помощи беженцы привыкли. И всегда ей были рады, как дети новогодней елке. Даже доктор Амбарцумов, который с негодованием поначалу отвергал «подачки» (гордый человек, главврачом работал в одной из поликлиник Баку), потом смирился. А увидев в посылке пакетики яичного желтка, удивленно поднял густые брови: «А я-то думал, что их после войны перестали выпускать». В его разговорах стали все чаще всплывать забытые и непонятные многим слова – «ленд-лиз», «продуктовые карточки», «керосинка», «студебеккер»... Ирина удивлялась памяти доктора. Откуда он все это помнит, ведь в годы войны был совсем ребенком? Вот как врезалось в память человеку.</p>
<p>
Ирине почему-то сразу понравилось диковинное лакомство - шоколадки из сои. С роду их не ела, как и все бакинцы, предпочитая натуральные плитки. А тут... Дареный сахар слаще, объяснила сама себе новое пристрастие. </p>
<p>
Но потом по пансионату поползли слухи, что на Западе, откуда поставляли соевые сладости вкупе с турецкими продуктами, ими… скармливают скот. Или просто добавляют эту сою в корм буренкам. Возможно, сплетни, инспирированные все той же Би-Би-Си. Кто-то из самых мнительных откажется, а она и возьмет себе их долю, «сверх нормы». Римма Сергеевна быстро завела в Ереване, где отродясь не была, родни и друзей не имела никаких, полезные знакомства. И прознала, как можно лишнюю буханку хлеба раздобыть. Оказывается, за многих уехавших горожан продуктовые карточки получали их соседи. Хлебный излишек отправлялся прямиком на базар, где втридорога можно было продать буханку. Но сама Би-Би-Си, в силу полного отсутствия предпринимательской жилки, даже не пыталась торговать провиантом. Ее деловитость носила чисто теоретический характер. Поговорить с кем надо, все разузнать, передать полученную информацию дальше – всегда пожалуйста, а вот хлебом «мертвых душ» торговать... Нет, не для Би-Би-Си этот стремный промысел. Хотя лишний матнакаш (сорт хлеба – прим. автора) ох как был бы кстати! На иждивении Риммы Сергеевны трое детей, мал мала меньше – Робик, Мишик и Сержик.</p>
<p>
В комнатах пансионата было невыносимо холодно. Впрочем, как и во всем городе: у Ирининой подружки тесть-историк сжег всю домашнюю библиотеку. Трясущимися руками бросал в буржуйку последние книги - тома Мовсеса Хоренаци, Лео, Всемирной истории и не скрывал слез. Впервые заплакал на глазах у невестки, с которой, к слову сказать, был в натянутых отношениях.</p>
<p>
- Есть у них топливо, есть, только людям ничего не дадут, - авторитетно заявляла Римма Сергеевна.</p>
<p>
По всему городу поползли слухи, что АОДовские (Армянское общенациональное движение – прим. автора) власти исправно получают вагоны с мазутом, делают свой преступный гешефт, а народу заявляют, что составы пришли... пустые. Все списывают на грабежи на территории Грузии. Там неразбериха, понятно, покруче, чем в Армении. Только вот в систематический грузинский грабеж мало кто верил. Махновщина какая-то получается, не братская когда-то соседняя республика, а сплошное Гуляйполе! Нет, лапшу вешают народу на уши. И соседей-грузин почем зря очерняют.</p>
<p>
Газ в Армению исправно поступал: ТЭЦ работала бесперебойно. Но свет, тепло и газ оставались строго дозированными, как в военное время. Куда же они пропадали?! Кто-то хорошо наваривался на этой войне и блокаде. Посмотреть бы в глаза таким деятелям, которые нещадно издеваются над своими же! Где же миацум (воссоединение – прим. автора), идея братства всех армян, где наша взаимовыручка и взлет национального самосознания?! Всего лишь высокопарные слова?</p>
<p>
Ирина отстояла положенное время в вестибюле пансионата, получила полагающийся ей пакет гуманитарки и поднялась к себе на второй этаж. Мама, укутанная в пледы и одеяло, спала. Ирина тихонько села у подоконника ждать Артура. За окном медленно падал январский снег.</p>
<p>
Находиться в промозглой комнате становилось просто невмоготу. Никогда ей не было так зябко. Что на улице, что в помещении – никакой разницы! А керосин все не везут. Когда привозили, ощущался стойкий запах солярки, с которым смешивали этот керосин. Так уверял пенсионер Георгий Вартанович, всю жизнь в Азнефти шофером проработавший. Не жилое помещение, а гараж автобазы какой-то.</p>