Сурен промолчал.
— Ну, Давид, что молчишь как истукан? Говори: где ты оставил мой нож? — все больше и больше распалялся Армен.
— Постой! — вмешался Сурен. — Чем ругаться, лучше давайте вернемся и поищем нож там, где мы мастерили крюки.
— Ты думаешь, он его оставил там? — Армен с надеждой посмотрел на брата.
— Ага, вот увидишь, мы найдем ножик.
— Ну, шагай вперед. — Армен грубо подтолкнул Давида сзади.
Мальчики повернули назад, к ежевичным кустам.
Армен, расстроенный, шел и угрюмо смотрел себе под ноги, надеясь найти свой складной, с красивой зеленой ручкой ножик, доставшийся ему два года назад такой дорогой ценой…
В пятом классе Армен вдруг обнаружил, что ему позарез нужен нож, свой, собственный. Хоть какой-то: кривой или ломаный, ржавый или тупой — все равно какой, но только собственный, которым можно обстругать палку, смастерить рогатку, наточить карандаш, и вообще — мало ли что можно, когда у тебя есть собственный ножик! Армен стал упрашивать отца, чтобы тот купил ему ножик.
— Нет, не проси, не куплю. Нож не игрушка для детей.
Тогда Армен вместе со своим младшим братом принялся обыскивать все углы и закоулки в доме в надежде найти какой-нибудь заброшенный, покрытый ржавчиной кухонный нож. Но поскольку их мать никогда не держала в доме старые ненужные вещи, то поиски оказались безуспешными.
— А давай стащим нож из столового набора, — в конце концов предложил Армен, — и зароем в землю.
— Зачем? — удивился Сурен.
— Чтобы заржавел от сырости. Через неделю откопаем и положим на место. Мама увидит, что нож заржавел, возьмет и выбросит на помойку, а мы подберем.
Они так и сделали. Закопали в огороде сверкающий полировкой новенький нож из набора. Но когда через десять дней они его откопали, то нож блестел так, точно его только что купили: он был сделан из нержавейки. Тогда Армен взял острый камень и принялся изо всех сил по ножу бить, чтобы притупить или покорежить — словом, придать ему негодный вид. Но, на беду, за этим занятием его застал отец и, узнав, почему он портит вещь, снял ремень и принялся пороть сына. Это продолжалось до тех пор, пока на вопли сына не выбежала во двор мать, а за ней дядя Гарегин, мамин брат, заглянувший к ним на огонек.
— За что ты его так? — спросил он.
— Вот, полюбуйтесь, что он сделал с ножом! — сказал отец и протянул им нож с побитым лезвием. — Хотел испортить вещь, чтобы потом завладеть ею. Каков плут, а?
На следующий день дядя Гарегин зашел снова и принес в подарок Армену новенький перочинный ножик с зеленой пластмассовой ручкой.
— Напрасно балуешь, — строго сказал отец. — Ты же знаешь, что он вчера провинился.
— Нет, не напрасно, — ответил дядя Гарегин. — Если он пошел на такую уловку, стало быть, ему очень нужен перочинный ножик. Правда, Армен?
Армен только кивнул — слова благодарности комом застряли у него в горле…
Вот сколько досталось ему, прежде чем он стал владельцем собственного ножа! А этот недотепа взял да и потерял такую ценность!
— Ну вспомни, Давид: куда ты положил ножичек, после того как сделал крюк? — спросил Сурен, когда все трое вернулись туда, где они собирали ежевику.
Давид ничего не ответил, встал на четвереньки, стал шарить руками в примятой траве. Сурен тоже стал искать.
— Я тебе говорил — не надо его брать с собой? — уже в который раз попрекнул брата Армен. — Вот и связывайся с такой малышней. Ну, Давид, давай ищи мой ножик. Куда ты его подевал?..
— Не знаю… — Давид выпрямился, виновато глядя на Армена.
— Ты же говорил, что положил на камень. На какой, вспомни!
— Забыл… Не помню…
— Тогда подойди-ка сюда. — Давид послушно подошел к Армену. — Сюда, сюда, к дереву. — Он взял Давида за плечи и подтолкнул к молодому раскидистому дубку. — Стань спиной к стволу. Так, хорошо…
Сурен, перестав искать в траве, удивленно поглядел на брата.
— Ты чего?
— И ты иди сюда, — скомандовал Армен. Он достал из кармана кусок бельевой веревки, из которой собирался сделать себе плеть. Стал медленно распутывать ее. — Встал? Держи за этот конец, я распутаю веревку, — обратился Армен к Сурену, который смотрел на брата во все глаза, открыв рот. — Ты помнишь, — повернулся Армен к Давиду, стоявшему спиной к дубу, — ты помнишь, как пахлеваны[3] связали по рукам и ногам Давида Сасунского? — Мальчик кивнул, в глазах его зажегся невольный интерес. — Сейчас мы с Суреном тоже тебя привяжем к дереву, на всю ночь…