— Видно, Баграт поздно вечером привел его к нам во двор. И даже не стал меня будить, привязал к дереву и ушел. — Дядя Арташес погладил серого по спине. — Он, Баграт, только с виду кажется черствым, а на самом деле сердечный человек… Вай, что это вы гогочете? — спросил отец Сурена, повернувшись к Давиду и Шагену.
— Будешь есть? — спросила дядю Арташеса его жена.
— Нет, сначала отведу осла его хозяину, ну и поблагодарю за доброе дело, а оттуда побегу в контору, — ответил дядя Арташес и вышел, ведя осла под уздцы.
— Давай побежим тоже! — сказал Давид.
— Куда?
— Посмотрим на деда Баграта — какую он состроит гримасу, когда к нему придет дядя Арташес с ослом.
Мальчишки добрались до Багратова дома раньше, чем отец Сурена с ослом. Давид с Шагеном спрятались в кустах за забором и стали ждать.
Когда дядя Арташес вошел с ослом во двор к Баграту, тот на него посмотрел так, словно перед ним стоял урвакан.
— Это ж мой осел!.. — воскликнул он в изумлении, хлопнув себя по бедрам.
— Да, твой осел, — ответил отец Сурена. — В целости и невредимости. Я должен покаяться перед тобой, Баграт-джан. Я думал о тебе плохо… А ты, оказывается, добрейший человек. Надо же, сам привел ко мне осла, чтобы я мог съездить к больному сыну…
— Что-о?! Я?! — гулко стукнул себя в грудь Баграт. Глаза его готовы были выскочить из орбит. — Привел к тебе своего осла? Что я, дурак, чтобы приводить к тебе своего осла?
Давид и Шаген затаив дыхание слушали их разговор.
— Как?! Разве не ты привел ко мне во двор поздно вечером осла? — спросил дядя Арташес и с изумлением уставился на Баграта.
— Я?! Вай! Да ты что, смеешься надо мной? Я его с самого утра ищу по всему поселку. Весь извелся от беспокойства… Чего это ради я буду приводить к тебе своего осла?
— Что же, стало быть, твой осел оказался добрее, человечнее тебя: видно, он сам явился ко мне поздно ночью, — сухо сказал отец Сурена и Армена, повернулся и вышел на улицу.
Мальчишки притаились за кустом, растущим возле штакетника, когда дядя Арташес, что-то сердито бормоча под нос, прошел мимо. Но едва только он исчез из виду, они безудержно расхохотались.
— Аревик, слышала про эту историю с Багратовым ослом? — обратился отец Давида к жене за ужином. Она кивнула. — И вообще, удивительные вещи происходят в нашем поселке за последнее время.
— Старухи говорят, что это все дело рук урваканов. Каждую ночь они спускаются со своей горы в поселок и…
— Урваканы?! — воскликнул Давид. — Они считают, что это все урваканы делают?! Вай, не могу!.. — И мальчик расхохотался.
— Слушай их побольше, — смеясь, сказал отец матери, — они тебе что хочешь наговорят.
— Послушай, Шаген, знаешь, какие слухи пошли по поселку? — спросил Давид, когда приятели на следующий день направились к сельпо послушать, о чем толкуют люди.
— Какие?
— Представляешь, старухи думают, что всё, что мы сделали, — сделали урваканы.
— Ну да?!
— Честное слово! Мама вчера рассказывала за ужином.
— Значит, мы с тобой — урваканы? Вот здорово!
— Конечно! Это ж про нас с тобой…
Месть
Недалеко от сельпо друзья встретили Анаит Гукасян. Она стояла у своей калитки и плакала. Плечи ее вздрагивали от сильных рыданий. Давид и Шаген остановились возле плачущей девочки.
— Ты чего это ревешь? — спросил Давид покровительственным тоном.
Но Анаит не ответила. Она продолжала плакать.
— Обидел кто? — спросил Шаген, внезапно тоже почувствовавший себя представителем сильной половины человечества.
Анаит, размазывая по лицу слезы, кивнула.
— Кто тебя обидел? — спросил Давид.
— Она… — срывающимся голосом проговорила Анаит и зарыдала снова.
«Она» — это, понятно, мачеха, Лусик, на которой год назад женился после смерти жены отец девочки. Память о матери была еще очень свежа у Анаит, и она ни за что не хотела называть мачеху мамой, за что ей частенько и доставалось от нее.
— А что случилось? — спросил Шаген.
— Она… ударила меня за то, что я разбила сервизную чашку… — Плечи Анаит снова затряслись от плача.
Давид и Шаген быстро обменялись взглядами. Друзья теперь понимали друг друга с полуслова.
— Не плачь, Анаит, — сказал Давид, — увидишь, она тебя больше пальцем не тронет. Правда, Шаген?
— Очень даже правда, — подтвердил Шаген.
Разумеется, после этого разговора Давид и Шаген повернули назад: им уже не было никакой надобности идти к сельпо за последними местными новостями.