Нечего и говорить, что я и Грантик с радостью покидали голодный город — ведь шла еще война, — нам хотелось поскорее уехать в село, где с едой, особенно в летнюю пору, было гораздо лучше.
Вечером родители посадили меня и брата в поезд, попросили проводницу присматривать за нами, и мы отправились в путь.
На следующее утро, как только остановился поезд, мы увидели из окна наших бабушек. Мец-майрик и нани стояли на некотором расстоянии друг от друга, смотрели прямо перед собой, и можно было подумать, что они совсем-совсем чужие.
Едва лишь мы вышли из вагона, как они бросились ко мне и брату и расхватали нас: нани взяла в охапку своего внука, то есть Грантика, а Мец-майрик своего, то есть меня.
Когда мы с Мец-майрик зашагали к ее дому, я оглянулся назад, на Грантика и нани. То же самое сделал братишка, помахав мне рукой. Но ни Мец-майрик, ни тем более нани ни разу не оглянулись назад…
Набег на тутовник
Больше всего в деревне мы, дети, любили время поспевания тутовых ягод.
У нани во дворе росли тутовые деревья, не очень высокие, но с густой листвой, сплошь усеянные ягодами, крупными и сочными, желтовато-кремового цвета. Все время, пока поспевали ягоды, нани бдительно следила за садом. Из тутовых ягод она варила густой, тягучий, как мед, бекмес — очень сладкий, обладающий целебными свойствами.
Однажды прибежал Грантик и, с трудом переведя дух, выпалил:
— Скорей, нани ушла на мельницу!
— Ну и что?
— Как что? А тутовые ягоды?
Дальше уже не требовалось никаких вопросов: другой такой возможности совершить набег на тутовник не представится.
— Эй, куда вы? — закричала нам вслед Мец-майрик. — Постойте! Грантик-джан, я тебе сделаю яичницу-глазунью, куда ты так быстро!
Она была уверена, что нани держит брата впроголодь, и пользовалась всяким удобным случаем, чтобы его накормить.
— Я не хочу! У нас важное дело, Мец-майрик, — отмахнулся от бабушки Грантик и выскочил вслед за мной за калитку. Наши бабушки, подобно родителям, тоже находились в состоянии вражды, но мы не стали посвящать Мец-майрик в наш план.
По дороге мы с Грантиком встретили Тутуша, нашего деревенского приятеля — вечно босого, худого мальчишку с круглой головой и большими торчащими ушами.
— Пошли с нами? — не останавливаясь, кинул я ему через плечо.
— Куда? — крикнул он.
— За ягодами — нани дома нет, — вместо меня ответил брат.
Тутуш без дальнейших разговоров пошел с нами. Тутовник растет в Дзорагете почти в каждом дворе, но разве неизвестно, что плоды, сорванные с чужих деревьев, во сто крат соблазнительнее, вкуснее собственных?
Деревья не трясли уже две недели, и налившиеся, сладкие, как изюм кишмиш, ягоды при одном только прикосновении к стволу посыпались на землю, в пыль. Их было очень много, не нужно даже подниматься на верхние ветки. Мы жадно обирали ягоды с веток. Сладкий, липкий сок стекал по рукам и подбородку. Мы так увлеклись, что забыли про грозную нани, — громко и весело переговариваясь между собой, уписывали за обе щеки тутовые ягоды.
Она появилась во дворе совсем неожиданно. Первым ее увидел Грантик.
— Нани идет — прыгайте! — крикнул он. Но было уже поздно: она нас заметила. С громкими проклятиями бабушка побежала на веранду, взяла самую длинную палку и стала крутить ею в ветвях, точно кочергой в печи. Тутуш завыл от боли: удары палкой пришлись бедняге по босым ногам.
— Вай, для вас берегла я тутовник? Ва-ай, чтобы змея вас укусила в живот! Чтобы уши у вас отсохли! Чтобы в землю вы провалились! Чтобы…
В мгновение ока мы оказались на самых верхних ветвях, готовых переломиться под тяжестью наших тел. Подобрав под себя ноги, мы сидели, как обезьяны, и в страхе смотрели вниз, следя за нани. От наших судорожных движений с деревьев, словно град, посыпалась тута, это еще больше разозлило бабушку. В бессильной ярости она тыкала палкой в ветки, ягоды дождем сыпались на ее голову и плечи, оставляя на платке и зеленой ткани архалука темные пятна.
— Слезайте сейчас же, негодное мальчишки! Ва-ай, чтобы ваши матери ослепли! Чтобы над вами обрушился кров! Чтобы кусок у вас застрял в горле, слезайте сейчас же! Чтобы чирей у вас вскочил на носу!
— Уйди в дом, тогда мы слезем, — робко подал я голос, добровольно взяв на себя роль парламентера.
— Ва-ай, чтобы мне посыпать ваши головы пеплом! Слезайте!