— Как никто? Кисти съедены… Это ты съел, Грантик? Вай, тебе же нельзя! Сколько съел? Много? Скажи: сколько съел?
При виде панического страха нани — а ведь ее трудно было чем-либо испугать — встревожился и я.
— Три большие кисти, — виновато сказал я. — Но, нани, нани, виноград был очень спелый! — в отчаянии добавил я.
— Вай, чтобы тебя змея укусила! Дохтур сказал, что если Грантик притронется к сырым фруктам, то ему конец.
— Нани, виноград был спелый, честное слово, спелый, — тупо повторял я.
— Вай, дом мой обрушился! Вай, что мне теперь делать! — запричитала она, хлопая себя по тощим бокам.
Грантик и я испуганно смотрели на нее и молчали. Потом я вышел на веранду.
— Ругала? — сочувственно спросили Тутуш и Ваган, опустившись подле меня на ступеньку.
Я не успел ответить, потому что нани выбежала из комнаты и сказала:
— Беги за дохтуром.
— Ему… плохо?
— Он еще спрашивает! Сейчас же беги за ним.
— Ему… нехорошо?
— Не знаю. Он закрыл глаза и не открывает. Беги!
Через десять минут, а может быть, и больше я прибежал с сельским врачом. Я остался на веранде, не смея войти в дом.
Спустя какое-то время из комнаты вышел врач, а вслед за ним — нани.
— Сейчас ничего определенного сказать нельзя. Мальчик не то в глубоком сне, не то в забытьи. И температура еще высокая. Говорите, съел много? И не мытый? М-да…
Тут врач укоризненно посмотрел в мою сторону. Я опустил голову.
— Подождем до завтрашнего утра. Ничего, кроме кипяченой воды, не давать, а утром рано я зайду, — добавил он и ушел.
После его ухода нани вошла в дом. Я по-прежнему оставался сидеть на ступеньке. Ваган и лопоухий Тутуш пошли к себе домой, потому что было уже поздно и их дома ждали к ужину.
Наступили сумерки.
Я обхватил колени и сидел, уставившись в наступившую темноту. Тяжесть одиночества легла мне на сердце. «Я, я один виноват во всем. Это по моей вине Грантику сейчас плохо», — думал я.
Спустя некоторое время нани, что-то буркнув себе под нос, вышла и направилась к соседке, а я тихо, на цыпочках вошел в комнату. Постоял-постоял у постели неподвижно лежащего Грантика, потом медленно побрел обратно на веранду.
Вернулась от соседки нани, что-то неся в руках, и принялась разводить огонь в очаге на веранде, а я все сидел на ступеньке. Сидел до самого наступления ночи. И незаметно для себя уснул, уронив голову на руки…
Проснулся я от громких голосов: это разговаривали сельский врач и нани.
— Ну как дохтур? — спрашивала нани.
При бледном свете раннего утра морщинистое лицо ее было серым и утомленным.
— Температура нормальная, и опасность миновала. Случай удивительный в моей практике, — говорил в недоумении врач. — Ваш внук почти выздоровел. Во всяком случае, не тревожьте его, пусть спит. Ничего не понимаю, — как бы про себя пробормотал врач и, пожав плечом, направился к калитке.
— Да буду я твоей жертвой, здоровья тебе, дохтур-джан! — крикнула вслед врачу нани, обычно скупившаяся на ласковые слова.
Я встал со ступенек, с трудом размял онемевшие руки и ноги и помчался домой, к Мец-майрик.
— Мец-майрик! — заорал я, как только влетел в открытую калитку. — Мец-майрик, Грантик выздоровел!
— Слава тебе господи! — сказала бабушка, бросив из рук ивовую метлу, которой подметала двор. — Слава тебе господи, — повторила она, воздев руки.
— При чем тут господь? — спросил я. — Это из-за меня Грантик выздоровел, из-за того, что я принес ему виноград!
Грантик проспал весь день и всю ночь, а на следующее утро, проспав тридцать шесть часов кряду, вскочил и первым делом попросил есть. Съев все припасы в доме, он как ни в чем не бывало помчался играть с мальчишками.
Западня
Я, Грантик и несколько дзорагетских мальчишек играли недалеко от гомов — это такие очень старые заброшенные жилища, в которых уже давным-давно никто не живет. Их в Армении еще немало осталось. Задняя стена у них вырублена в горе, а на потолке сделано отверстие-эртик, которое служит одновременно и окном и дымоходом.
Мы ловили кузнечиков и потом, держа их друг против друга, заставляли между собой драться. Они забавно отпихивались друг от дружки лапками и шевелили тоненькими усиками.
Вдруг до нас донесся отчаянный вопль Грантика. Мы быстро оглянулись, и хотя крик раздался где-то рядом, Грантика самого не было видно.
— Да он, верно, свалился в гом! — догадался кто-то из мальчишек.
Тут снова раздался испуганный крик Грантика где-то совсем рядом. Вне всякого сомнения, он кричал из гома. Мы бросились туда, на крышу жилища. Заглянули в отверстие и увидели, что Грантик, крепко схватившись обеими руками за единственную толстую палку, укрепленную посередине отверстия, висит на ней, как на турнике. Я растерянно уставился на повисшего брата.