И нам с моим младшим братом Грантиком скоро возвращаться в город, ему — к отцу, а мне — к матери…
И вот в один из теплых вечеров я, мой младший брат и Мец-майрик ужинаем, против обыкновения, не на открытой веранде, а в комнате: колем грецкие орехи, которые мы сбили еще днем с нашего огромного орехового дерева, дающего тень не только нам, но и прохожим. Брату уже пора домой к нани — другой бабушке, но он тянет время, не хочет уходить. Мы с братом в отличие от наших родителей очень дружны между собой, хотя без драк и у нас не обходится..
— Пошел бы ты, Грантик-джан, домой, — говорит Мец-майрик. — Смотри, нани будет сердиться. Ты же знаешь, какая тебе досталась бабушка: ничего никому не спустит.
Грантик вздыхает: да, конечно, он знает, что нани не подарок. Но он все же умоляюще смотрит на Мец-майрик:
— Ну, Мец-майрик, ну, еще немножко посижу с вами…
Мец-майрик сдается:
— Ну ладно, побудь еще немного… Что с тобой поделаешь.
Мы сидим при керосиновой лампе — у бабушки еще не провели электричество — и слушаем какую-то армянскую древнюю как мир притчу, которую рассказывает Мец-майрик.
Вдруг откуда-то издалека, с гор, доносится рокот — глухой, еле слышный, словно где-то высоко-высоко в небе собирается гроза. На мгновение становится тихо, потом снова слышится рокот, но теперь сильнее, а затем едва ощутимый толчок: со стола катится орех и падает на пол. Мец-майрик бледнеет и молча застывает на месте. Снова слышится грозное рокотание, будто уже за селом, совсем-совсем близко, почти рядом; вдруг стены, потолок, пол, вещи в комнате начинают качаться, с потолка на головы сыплется штукатурка… Испуганные, мы вскакиваем с места и в страхе смотрим на Мец-майрик, но и у нее на лице растерянность и страх.
По всему Дзорагету, от одного склона горы до другого, эхом отдаются испуганные голоса сельчан. Бабушка обнимает нас за плечи, мы прижимаемся к ней, но тут раздается оглушительный грохот, затем сильный толчок — и на наших глазах стол медленно кренится, кренится, а пламя в керосиновой лампе начинает плясать и потом внезапно тухнет. В кромешной тьме мы слышим дрожащий голос бабушки:
— Во двор, быстро! Это проснулась Святая гора!
На миг мелькнуло перед глазами видение: старое, одинокое, украшенное разноцветными тряпицами и ленточками дерево на вершине горы, под сенью которого Мец-майрик и я принесли в жертву петуха, чтобы дядя Сурен вернулся с фронта живым и невредимым.
Секунда — и мы во дворе. С нашего склона горы видны дома на противоположной стороне, и мы замечаем, как мелькают огни во дворах, слышим голоса: кто-то кого-то зовет, ищет… Мы же с братом стоим, прижавшись к широким юбкам Мец-майрик, перепуганные насмерть, чувствуя, как земля все еще рокочет, беснуется и, кажется, вот-вот расколется и поглотит весь Дзорагет. Плач, крики обезумевших от страха детей и женщин, мычание перепуганных коров в хлеву, протяжный, леденящий душу вой собак, слившись с грозным подземным гулом, поднимаются к черному небу. Ужас перехватывает мне горло, у меня зуб на зуб не попадает от страха.
Наконец участившиеся толчки переходят в дрожь, дрожь становится слабее и слабее, потом снова толчок, но еле ощутимый, почти незаметный — и все затихает. Земля, внезапно разбуженная какими-то непонятными силами, засыпает снова непробудным сном.
Село успокаивается, тише становятся голоса, огни больше не пляшут бешено в темноте, повсюду мир и спокойствие. В наступившей тишине из-за забора слышится бормотание нашего старого соседа, дедушки Нерсеса:
— Господи, господи… Ты не раз защитил мой несчастный народ… Спас от резни, от всякой напасти… Защити, спаси нас и теперь от гибели… Аминь… Господи, смилуйся над нами, спаси нас… Аминь…
Внезапно я почувствовал ужасную слабость в руках и ногах.
— Мец-майрик, пошли в дом, — сказал я. Глаза мои слипались от желания спать.
— В дом? Нет, только не в дом. Вы тут стойте, а я схожу за постелью: будем спать сегодня во дворе.
Мы с Грантиком, который тоже еле держался на ногах, легли валетом на постланной поверх ковра постели — прямо на земле. Мец-майрик решила после всех волнений этого вечера не отсылать его к другой бабушке, а он, хотя и сонный, но рад-радешенек случаю переночевать у нас. Мец-майрик задула фонарь и тоже легла в постель.