Донателла ди Пьетрантонио
Арминута
Перевод: Андрей Манухин
Фото на обложке: © Anka Zhuravleva.
© 2017, Giulio Einaudi editore s.p.a., Torino, www.einaudi.it
Пьерджорджо, который был еще слишком мал
В каком-то смысле я и по сей день там, в своем последнем девчоночьем лете: моя душа беспрестанно кружит возле него и бьется, как мотылек о зажженную лампу.
Эльза Моранте, «Ложь и ворожба»
1
До моих тринадцати лет мы с другой моей матерью не встречались.
Я с трудом взобралась по лестнице, ведущей к ее квартире, волоча громоздкий чемодан и мешок, до отказа забитый напиханными как попало туфель. На площадке меня обдало запахом подгоревшего масла, пришлось задержать дыхание. Дверь никак не хотела поддаваться; кто-то сперва молча дернул ее изнутри, потом завозился с замком. Я же тем временем разглядывала паука, мерно покачивавшегося над пустотой лестничного пролета.
Замок лязгнул металлом, и из-за двери возникла девочка с косичками, заплетенными минимум пару дней назад. Это была моя сестра, которую я прежде никогда не видела. Не сводя с меня колючего взгляда, она распахнула дверь, давая мне пройти. Мы выглядели в тот момент куда более похожими, чем позже, повзрослев.
2
Женщина, которая меня родила, даже не поднялась со стула. Младенец у нее на руках, негромко подвывая, грыз собственный большой палец, засунув его в рот сбоку – похоже, у него резался зуб. Оба синхронно вскинули головы, ребенок прервал свой монотонный вой. Я и не думала, что брат такой кроха.
– Пришла, значит, – сказала она. – Вещи? Там поставь.
Я потупилась: мешок с туфлями, стоило только его тронуть, распространял вокруг себя вполне отчетливый запах. Из-за закрытой двери второй комнаты раздавался громкий надрывный храп. Младенец снова захныкал и повернулся к груди, капая слюной на мокрые от пота пионы выцветшей хлопковой блузки.
– Ты дверь закрыла? – сухо поинтересовалась мать у застывшей в дверях девчонки.
– А что, разве те, кто ее привез, не поднимутся? – огрызнулась та, мотнув в мою сторону острым подбородком.
В этот момент, словно услышав ее слова, вошел запыхавшийся после долгого подъема дядя (как я отныне должна была научиться его называть). Несмотря на полуденную летнюю жару, он двумя пальцами, словно боясь запачкаться, держал вешалку с новым пальто моего размера.
– Жена решила не ходить? – выкрикнула моя первая мать, пытаясь перекрыть усилившиеся вопли.
– Она теперь даже с постели не встает. Пришлось самому вчера выйти, прикупить кое-что, в том числе на зиму, – ответил он, покачав головой, и гордо продемонстрировал марку на подкладке.
Я отошла к открытому окну и опустила свою ношу на пол. Издалека донесся грохот, словно там выгрузили разом целый самосвал гравия.
Хозяйка дома решила предложить гостю кофе: может, хоть этот запах поднимет мужа, сказала она и вышла из ободранной гостиной в кухню, оставив рыдающего младенца в манеже. Тот попытался подняться, цепляясь за дырявую сетку, грубо залатанную шпагатом. Я подошла было помочь, но он от негодования только громче заорал. Тогда сестра привычным движением оторвала его от сетки, пересадив на пол, и он пополз по пестрой плитке, ориентируясь на голоса из кухни. Мрачный взгляд сестры переместился с ребенка на меня, поднявшись от позолоченных пряжек новеньких туфель вдоль все еще жестких синих складок платья – но не выше. Над ее плечом в безнадежных поисках выхода кружила и время от времени билась о стену муха.
– Тебя всегда так наряжают? – спросила она тихо.
– Только вчера купили, чтобы вернуть в приличном виде.
– И кто же? – взгляд стал заинтересованным.
– Один дальний родственник. Скажем так, дядя. Я жила у них с женой. До сегодняшнего дня.
– А мама? – спросила она обескуражено.
– Которая? У меня их две. И одна из них – твоя.
– Мне пару раз говорили о какой-то старшей сестре, но я не особенно верила, – пробормотала она и вдруг схватила меня за рукав, жадно прижав ткань пальцами. – Ты все равно в него скоро не влезешь, и через год оно перейдет мне. Так что поаккуратней, не вздумай испортить.
Из спальни, зевая, прошлепал босиком отец в одних брюках, с голым торсом. Почуяв аромат кофе, он обернулся в сторону кухни и увидел меня.
– Пришла, значит, – проворчал он, невольно повторив за женой.
3