– Что-то такое припоминаю, только сейчас ты выглядишь иначе и одежда у тебя будничная. А тогда была такая элегантная, – выдавила я.
– Ты даже представить себе не можешь, сколько лет я носила тот костюм. Располнела тогда, боялась, что швы разойдутся, – усмехнулась она и принялась рассказывать. – Это было в июне, еще и в воскресенье, да к тому же новобрачные уйму времени потратили на фотографии... В общем, к трем часам все проголодались и не могли дождаться, пока в ресторане освободятся столики. В какой-то момент я обернулась и увидела тебя, но не узнала, не могла узнать, такая ты была нарядная и важная.
– Кто тебе сказал, что это я?
– Ну, сперва я услышала, как кто-то назвал тебя по имени. И потом, там же была Адальджиза, верно? Она заболталась с каким-то родственником и не сразу меня заметила. Я тебя позвала, ты подняла голову, а она только рот раскрыла, да ничего не сказала, – может, потому что слезы у меня так и хлынули.
Сейчас я бы, конечно, расспросила ее обо всех подробностях той встречи, но тогда была слишком смущена, и она сложив белье на стул, продолжила монолог:
– Увидев меня, Адальджиза нарочно встала между нами. Но твоя любопытная мордочка все выглядывала у нее из-за спины, да и я глаз с тебя не сводила.
Я исподлобья бросила взгляд на до времени поседевшую челку, подтверждавшую ее слова: когда меня вернули, мышиного цвета волосы только чуть-чуть тронула седина, но совсем скоро блекло-серые пряди совсем растворятся в серебре.
В тот день, на свадьбе, я еще ничего не понимала. Мои отцы были дальними родственниками, сколько-то-юродными братьями, я носила их общую фамилию. За месяц до передачи обе семьи перекроили мою жизнь, но только на словах, не заключив никаких соглашений, не обговорив деталей, не спросив даже, чем мне придется заплатить за такую неопределенность.
– Я не могла тогда с тобой поговорить, ты была слишком маленькой, но уж тетке твоей кое-что высказала.
– А что не так?
– Она клялась, что вы всегда будете жить здесь, рядом с нами, что мы могли растить тебя вместе. А получается, я могла увидеть тебя только в твой день рождения, когда приезжала в город, – голос сорвался, и пару минут она молчала. – Потом вы и вовсе переехали, а нас никто не предупредил.
Я слушала ее рассказ внимательно, напряженно, но верить ей мне не хотелось. Впрочем, Адриана говорила то же самое в день моего приезда, но и ей я не сильно поверила.
– Она пыталась отговариваться тем, что ухаживает за больной золовкой и не может ее оставить, но эта, как там ее звали?.. Лидия! да, Лидия заходила ко мне и выглядела совершенно здоровой.
– Лидия страдала от астмы, ей даже иногда приходилось вызывать неотложку, – сухо ответила я.
Мать взглянула на меня и, поняв, на чьей я стороне, сразу умолкла. Потом взяла со стула стопку простыней и унесла их в спальню.
13
Письмо, ответа на которое я так и не получила, должно быть, все-таки заставило их втихую о чем-то договориться, потому что в субботу «деревенская» мать скрепя сердце дала мне немного денег, присланных, по ее словам, той, «приморской». Взяв их в руки, я почувствовала уверенность (сперва несколько поколебавшуюся из-за того, кто мне их дал), что здоровье моей далекой матери не ухудшилось, а может, она и вовсе пошла на поправку. Мать не забыла меня: я чувствовала тепло ее пальцев, сохранившееся в металле монеток по сто лир, словно она и впрямь их только что коснулась.
Переглянувшись с Адрианой, мы направились в бар Эрнесто, где я распахнула холодильник и отыскала в клубах холодного белесого пара два брикетика эскимо: шоколадное для меня, вишневое – для нее. Мы съели его, сидя за уличным столиком, будто старички за партией в карты. Остальное я начала откладывать, лишь разок забравшись в копилку, чтобы купить соску для Джузеппе – тот их все время терял.
За несколько недель я скопила достаточно, чтобы хватило на билеты и пару бутербродов. Адриана перетрусила, когда я посвятила ее в свой план, так что мы попросили Винченцо нас сопровождать: он как раз докуривал сигарету на площади, прежде чем подняться наверх к ужину. Брат дымил, прикрыв глаза, словно глубоко задумавшись.
– Лады, но чтобы дома ни одна живая душа не узнала, куда мы едем, – выдал он наконец. И добавил, бросив мрачный взгляд на окна третьего этажа: – Отцу скажете, что хотите поработать со мной в саду, он и слова не скажет.
На рассвете мы забрались в автобус, идущий в город. Адриана там еще никогда не бывала, да и Винченцо видел только пригороды, где стояли табором его друзья-цыгане со своими аттракционами. Автостанция оказалась в паре шагов от пляжа, где я прежде торчала все лето. Устроившись в тени зонтика и благоухая кремом для загара, мы с матерью лениво наблюдали, как рой купальщиков движется в сторону станции канатки и бесплатного пляжа сразу за ней. В такие дни, в конце сезона, мы часто лакомились виноградом, отщипывая по ягодке от грозди, которую она брала с собой на полдник.