5
Бок обдало чем-то мокрым и теплым, потекло под ребра. Я вскочила, потрогала между ног – сухо. Адриана зашевелилась в темноте, потом, свернувшись калачиком в углу, снова уснула (или, может, так и не проснулась), как если бы для нее это было привычным делом. Через некоторое время я тоже легла в постель, съежившись, как только могла: два тела в теплой луже.
Запах постепенно выветрился, хотя время от времени все-таки немного пованивало. Ближе к рассвету один из мальчишек (я не поняла, который) пару минут дергался во все возраставшем темпе и постанывал.
Утром, проснувшись, Адриана осталась молча лежать с открытыми глазами, не поднимая голову с подушки. На мгновение перевела взгляд на меня, так ничего и не сказав. Зато подошедшая с младенцем на руках мать сразу почувствовала запах.
– Признавайся, опять обоссалась, красотка?
– Это не я, – буркнула Адриана, отворачиваясь к стене.
– Да, конечно, это твоя благовоспитанная сестрица, кто ж еще. Поднимайся, уже поздно.
Обе направилась в кухню, и не подумав пригласить меня с собой. Я не знала, что делать, не могла даже набраться храбрости сходить в туалет. Один из братьев сел на кровати, широко раздвинув ноги, зевнул, полуприкрыв рот рукой, а другой через трусы обхватил свое набухшее хозяйство. Заметив меня, он чуть нахмурился, потом уставился на мою грудь под майкой, которую я по такой жаре надела вместо пижамы. Я инстинктивно скрестила руки на недавно появившихся бугорках, подмышки тут же взмокли от пота.
– Ты, значит, тоже здесь спала? – спросил он ломким баритоном. Я смущенно ответила, мол, да, и брат продолжил бесстыдно меня разглядывать.
– Лет пятнадцать тебе уже?
– Нет, только четырнадцать будет.
– Выглядишь на все пятнадцать, если не больше. Акселератка, значит, – заключил он.
– А тебе сколько? – спросила я из вежливости.
– Почти восемнадцать, я тут самый старший. Обычно в это время уже горбачусь на дядю, но сегодня могу повалять дурака.
– Почему это?
– До завтра я боссу без нужды. Он меня зовет, только когда понадоблюсь.
– И чем же ты занимаешься?
– Помогаю на стройке.
– А школа?
– Скажешь тоже, школа! Я бросил во втором классе[1], так они меня достали.
Я видела, как перекатываются его привыкшие к тяжелой работе мышцы, какие сильные у него плечи. Волосы бурой пеной кудрявились на загорелой груди и выше, на лице. Должно быть, тоже акселерат. Когда он потягивался, до меня доносился его запах – взрослый, но вовсе не неприятный. На левом виске красовался грубый шрам, напоминавший рыбий хребет, – похоже рваную рану когда-то неудачно зашили.
Не сказав больше ни слова, он снова принялся разглядывать мое тело, время от времени поправляя член рукой. Я хотела одеться, но с вечера забыла распаковать чемодан – он так остался стоять у стены, и чтобы добраться до него, мне пришлось бы на глазах у брата сделать несколько шагов и повернуться спиной. Подозреваю, он только этого и ждал. Пока же его взгляд медленно спустился с моих бедер, едва прикрытых белым хлопком, на голые ноги и плотно прижавшиеся друг к другу ступни. Спиной я бы ни за что не повернулась.
Снова пришла мать и велела ему собираться: сосед просил помочь в поле, взамен пообещав дать пару ящиков переспелых помидоров, годных для переработки.
– А ты иди с сестрой, выпейте молока, если, конечно, хотите завтракать, – велела она мне, попытавшись смягчить тон, но не сдержалась и к концу фразы вернулась к привычной сухости.
Малыш в гостиной добрался до мешка с моими туфлями и разбросал их по всей комнате. Одну он как раз грыз, кривясь от наполнявшей рот горечи. Адриана, забравшись с ногами на стул, приставленный к кухонному столу, уже резала фасоль к обеду.
– Не увлекайся там, все должно в дело пойти, – последовало замечание матери.
Сестра не подала виду, что услышала.
– Умывайся, а потом пойдем за молоком, я уже с голоду помираю, – заявила она.
Я оказалась последней, кто воспользовался ванной. Мальчишки залили водой весь пол, повсюду были отпечатки подошв и босых ног. У себя дома я никогда не сталкивалась с такой мелкой плиткой и тут же поскользнулась, хотя и без последствий – сказалась балетная подготовка. Хотя осенью, конечно, не будет больше ни балета, ни плавания.