Спасительная мысль приснилась мне ночью, а утром, на пляже, я улеглась под зонтиком рядом с Патрицией и рассказала ей все. Мы проработали идею в мельчайших деталях и пришли в восторг от собственного плана. После обеда, даже не спросив разрешения у отдыхавшей в своей комнате матери, я бросилась к подруге. Впрочем, мать, уставшая и чем-то обеспокоенная, все равно бы выставила меня гулять.
Открыв мне дверь, Пат понурившись отступила на шаг, потом грубо оттолкнула кошку, пришедшую потереться о ее ноги, и я поняла, что уже не хочу входить. Но она схватила меня за руку и потащила к матери «поговорить». Мы, две девчонки, собирались завтра вместе вернуться с пляжа прямо к ним домой. Я могла бы спрятаться там на некоторое время – может, на месяц или даже два. Исчезни я, глядишь, родители решились бы за меня побороться. Домой бы я, конечно, позвонила, но только один раз и всего на несколько секунд (как в кино) – просто чтобы успокоить их и сообщить, что со мной все в порядке: «А к тем людям я ни за что не поеду. Или вернусь к вам, или сбегу куда подальше».
Мать Патриции обняла меня крепко, но со смешанными чувствами: знакомой теплотой и новым, непривычным смущением. Она чуть подвинулась и пригласила меня сесть рядом с ней на диван. И тоже оттолкнула ногой кошку – не до того.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Я знаю, каково тебе. Но ничего не выйдет.
9
– Что ты вообще приперлась сюда из своего города? – спросил вдруг Винченцо. Мы сидели в полуподвальном гараже, вдоль стен которого тянулись бесформенные груды проломленных корзин, расползающихся от сырости картонных коробок, дырявых матрасов с торчащими клоками шерсти. В углу валялась кукла без головы. Нам, детям, удалось разгрести немного места посередине, чтобы начать чистить и резать помидоры для закатки, хотя я, разумеется, была в этом деле медлительнее остальных.
– О, наша синьорина еще ни разу ничем таким не занималась, – фальцетом передразнил меня брат. Малыш тем временем нащупал что-то в ведре с отходами и тут же сунул руку в рот. Матери рядом не было: поднялась за чем-то наверх, в квартиру.
– Так чего ради ты сюда вернулась, а? – настаивал Винченцо, обведя все окружающее покрасневшей от томатного сока рукой.
– Не сама же я это решила! Мать сказала, что я уже выросла, поэтому настоящие родители потребовали меня отдать.
Адриана, вскинув на меня глаза, напряженно слушала, нож в ее руках порхал будто сам по себе.
– О, точно! Ты-то, небось выкинула нас из башки своей прилизанной и думать забыла, – с явной неприязнью заявил Серджо. – Мам! – крикнул он в сторону лестницы, – а правда, зачем тебе понадобилась эта сонная муха?
Винченцо довольно сильно толкнул его, и Серджо грохнулся с перевернутого деревянного ящика, на котором сидел, ударившись ногой о кастрюлю, так что несколько уже очищенных помидоров шлепнулись на пол, прямо в цементную пыль. Я недолго думая собралась было бросить их в ведро, но Адриана успела как раз вовремя: одним быстрым движением, совсем как взрослая, ополоснула, покатала в руках и сунула обратно в кастрюлю. Потом обернулась и молча взглянула на меня: поняла, мол? Ни один, даже самый маленький кусочек не должен пропасть! Я кивнула: ясно.
Мать вернулась с пустыми бутылками, из каждой уже торчал листик базилика.
– Боже! У тебя что, эти дела начались? – воскликнула она.
Смутившись, я ответила слишком тихо, почти неслышно.
– Ну? Начались или нет?
Я покачала головой.
– Слава богу, а то такое ощущение, что весь пол кровью залит. Ничего, скоро начнутся, природу не обманешь.
На костре, который мы разожгли между домом и придорожной канавой, в большом котле подходили на водяной бане бутылки свежеприготовленного соуса. Винченцо, пару раз воровато оглянувшись, притащил полмешка кукурузы, а когда его спросили, где он их взял, сделал вид, что не слышит. Отшелушенные зерна были такими нежными, что брызгали молоком, если провести по ним ногтем. Я глядела на остальных и старалась повторять за ними, но все-таки умудрилась порезаться краем листа – кожа на руках еще не успела загрубеть.
Кукурузу Винченцо поджарил на оставшихся от костра углях. Время от времени он переворачивал зерна, неуловимо быстро касаясь их мозолистыми кончиками пальцев.
– Чем поджаристее, тем вкуснее, – объяснил он мне, криво усмехнувшись. Потом сгреб первую порцию, пронес перед самым носом Серджо, который был уверен, что она предназначается ему, и передал мне. Я, конечно, сразу же обожглась.