— Много. Возите. Далеко карьер?
— Километра три отсюда.
Ребята сгрузили песок, уехали. Из лесу по тропинке вышли три девушки. Окружают меня.
— Вы начальник новый будете?
— Я.
— Переведите нас сюда на свинарник…
Девчата рассказывают, что они клинцовские, Окунев их принял временно на работу, послал в Заветы, где они готовили раствор штукатурам. Теперь там работа кончилась, они хотят работать здесь.
— А Ефим Андреич нас не переводит.
— Почему же?
Девчата начинают в один голос говорить, но вдруг вскрикивают и убегают к деревне: на другой стороне поляны появился маленький человечек в комбинезоне, в фуражке и в очках.
— A-а, не слушаться! Вот я вас! Вон отсюда все! — визжит он.
Натолкнувшись на меня, человечек протягивает руку.
— Честь имею представиться — прораб Окунев. Собственной персоной!
Он садится на траву. Машет перед собой жилистым кулаком.
— Во! Еще есть сила! А это что? — он рвет комбинезон, под которым тельняшка.
— Инженеры молодые! А Сингапур? Индийский океан? А? Я, брат, много повидал! Окунь — рыба колючая. Ха-ха! Один дурак обварился смолой, Окунева к следователю. А он, Окунев, то есть я, бумажку раз, вторую два: «Был болен и на объекте не присутствовал». Каково? Я бумажками обложусь, возьми, попробуй! Ха-ха! Впрочем, пойдем в избу. Сейчас Матреша обедать даст. Я не жрал пятьдесят лет и три года…
По дороге к деревне он толкует:
— А девок этих гони. Они, курвы, хитрые, непослушные. Всех баб гони к чертовой матери!
Вошли в избу. Окунев потребовал яичницу. Прилег на лавку. И вскоре спит, поджав ноги, подложив под голову кулаки.
— Слава тебе господи, — говорит хозяйка, — угомонился. Когда тверезый, человек добрый. А выпьет — бросается на всех…
Поселился я в избе Татьяны Сергеевны Родионовой, одинокой женщины, живущей со своим хозяйством: корова, поросенок, телка, куры и огород. С той откровенностью, какую можно встретить только в деревне, за час она рассказывает о себе всю подноготную. На деревне ее зовут Гришчихой, потому что мужа звали Григорием. Умер муж во время войны «от живота». Призвали его служить. Не отслужил он и месяца, как был отпущен домой. Привезла она его со станции на санях. Два месяца он пролежал в кровати, ничего не ел, а потом помер. Меня поражает и то, как умер муж, и та простота, с которой рассказывает Сергеевна. Над кроватью мужа висела жердь, на ней — сушили белье. Вернулась однажды Сергеевна из Вязевки, куда ходила за солью. Вошла в избу и упала на колени: живой скелет висел на жердине, обвив ее руками и ногами.
— Так мне легче, Татьянушка, не пугайся, родная. Так не болит нутро, — бормотал муж.
И умер висящим на жердине.
— Услышала я — грохнуло что-то, кинулась от печки, а он вот так-то лежит: голова на кровати, ноги на земле…
Дочь есть у Сергеевны, звать Галиной. Окончила Галина зоотехническую школу под Ленинградом, вышла там замуж. Живет у мужа где-то за «Тифином».
— Говорила все мне: «Не пойду за деревенского, не пойду за деревенского!» А за такого и вышла…
В избе три комнаты. В первой комнате печь, стол, залавок, бочка для помоев. Над бочкой висит на цепочке глиняный горшок с носиком — рукомойник. Во второй комнате стол, в углу большая икона с лампадкой. Кровать, на которой я буду спать. В третьей комнатушке маленькая печка, она топится зимой на ночь. Кровать Сергеевны.
— А сколько вам лет, Сергеевна?
— Мне-то? Да сколько же… Седьмой десяток поди пошел. После нонешнего успенья и пойдет…
В этот вечер поговорить с Окуневым не удается. Очнувшись, он выпил ковш браги, ошалел окончательно. Представилось ему, будто он не в избе, а в палатке. И в расположение части прибыл командир полка. С остервенелым лицом Окунев выбежал на улицу и заорал на всю деревню:
— Рота-а-а! Стройся-я!
Белея тельняшкой, пробежал вдоль воображаемого фронта.
— Рота моя-я! Слушай мою команду! Смиррр-но! Налево равв-айсь!
И, прижав руку к бедру, побежал, вдруг вытянулся, замер и отрапортовал.
Утром я пью молоко, он является. Садится на лавку. Через стекла очков смотрят на меня увеличенные голубые глазки.
— Вот я акт принес о передаче…
Акт написан красивым почерком.
— Молока хотите?
— Спасибо. Я позавтракал… Я был пьян вчера… Из начальства никто не приезжал?
— Нет.
Он оживился.
— Черт, перехватил вчера…
В акте указаны несколько тонн цемента, много кирпича, шифер, кровельное железо. Побывали у свинарника, у коровника. В наличии нет и половины того, что есть в акте.