- освобождение политических узников большевизма и возвращение на родину из тюрем и лагерей всех подвергшихся репрессиям за борьбу против большевизма. Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу за Сталина и большевизм, независимо от того, вел ли он ее по убеждению или вынужденно.
На условиях, не затрагивающих чести и независимости России, КОНР приветствовал помощь Германии, считая ее «единственной реальной возможностью организовать вооруженную борьбу против сталинской клики».
Сегодня можно крнтггчно оценивать утверждения о популярности манифеста среди военнопленных, остарбайтеров и военнослужащих Восточных войск, содержавшиеся, например, в открытых выступлениях членов КОНР и власовс-ких пропагандистов, а также в русской антисоветской печати конца 1944- первой половины 1945 гг. Одиако невозможно игнорировать многочисленные личные свидетельства, сделанные в объективной ситуации. М. И. Воронова, бывший повар А. А. Власова, откровенно показала на допросе в Барановичском УНКВД в сентябре 1945 г.: «Я сама была очевидцем, как на имя Власова, благодаря постоянной антисоветской агитации и пропаганде, шли сотни писем от бывших советских граждан и русских военнопленных с просбой зачислить их в РОА».
Интересное признание генерал-лейтенанта Е. И. Балабина опубликовал С. И. Дробязко. В одном из частных писем Бала-
бин писал, что после создания КОНР и публикации манифеста канцелярия Власова в Далеме получала в день до 400 (!) заявлений с просьбой о зачислении на службу в ряды власовской армии. Еще в одних воспоминаниях нескольких лнц (1949 г.) содержится такой отзыв о минувших событиях: «Канцелярии не успевали справляться с почтой, получая десятки тысяч писем. Каждый жертвовал что мог. Остовцы, не имевшие ничего, присылали как пожертвование, одну или две марки7. Приносились обручальные кольца, нательные кресты и другие драгоценности».
Интересное свидетельство о реакции на Пражский манифест для известного историка Б. И. Николаевского оставил в 1950 г. в сугубо частном порядке русский эмигрант, кадровый офицер Абвера, обер-лейтенант Д. Кандауров, служивший в 1941-1945 гг в органах военной разведки и фронтовых спец-подразделениях на Востоке8. Для нас отзыв Кандаурова тем более интересен, что касается отрезанного от Германии линией фронта осенью 1944 г. участка в Курляндии, куда нерегулярно доходили лишь противоречивые слухи о Власовском движении.
«Пражский манифест генерала Власова произвел впечатление не только на русские войска, но и на немцев, на гражданское население и на латышей. В конце я скажу о его действии на советские войска и на партизан. О манифесте многие узнали по радио, но не многие обратили на него особое внимание главным образом потому, что в Курляндии его содержание передавалось по-немецки. Через два-три дня пропагандисты получили печатный текст манифеста и стали разъяснять его иа собраниях. Чем больше манифест читали и понимали, тем большая радость охватывала всех русских бойцов, которые начинали верить, что теперь - с немцами или без немцев - шею большевикам свернут. Большое впечатление производило то обстоятельство, что в свое время, Власов под Москвой разбил немцев - это особенно ставилось ему в заслугу, говорили, что он делал все, чтобы не попасть в плен, и попал раненым и не добровольно9. Ходили уже легенды о том, как Власов “обложил” Гитлера при личном разговоре и прогнал Гиммлера “взашей”10 и что теперь в Германии он делает что хочет, а именно -сговаривается с американцами, чтобы, когда разобьют немцев, вместе ударить по Советам. Пункты манифеста разбирались каждый в отдельности и с содержанием их все соглашались. Крестьяне и бойцы
больше всего радовались отмене колхозов. Немцы тоже радовались, особенно фронтовые, и поздравляли русских товарищей, считая, что они теперь приобрели мощного союзника. [...] В штабе к манифесту относились более сдержанно, особенно в Абвере1 >, так как подозревали, что Гитлер Власова надует.
С переднего края манифест начали распространять среди советских войск: начиняли текстом манифеста специальные снаряды, которые, разрываясь, разбрасывали листы далеко вокруг; в более глубокий тыл манифест сбрасывали с самолетов. Это произвело впечатление: через несколько дней начался поток перебежчиков, среди которых было много офицеров, до капитанов включительно12. Первыми словами на нашей территории у этих перебежчиков были: "Отправьте меня немедленно к Власову, с вами (ю есть с немцами) я говорить не желаю”. Бывали дни, когда, несмотря на то, что Курляндия была окружена, и всем было ясно ее безнадежное положение, - перебегало на разных участках по 100 человек13. Всех перебегавших отправляли в отделы пропаганды, откуда подозрительных (как агентов) передавали в соответствующие органы, а остальных сажали на пароходы и отправляли в Германию. О дальнейшей судьбе этих людей я не знаю. [...]