Первый год я ходил дневальным. Потом, всё чаще дежурным до состояния «только дежурным». По роте, по столовой, на КПП, несколько раз даже помощником дежурного по полку. А звание «рядовой» я бережно пронёс через все два года службы. Не считая одного казуса, когда чуть было не стал ефрейтором. Но про это – в другом рассказе.
В обязанности дневальных входило накрывать в столовой на роту. Для дневальных роты управления – два раза, каждый приём пищи. Т.е. шесть раз в день. Сначала для тех, кто не на смене, потом, для тех, кто вернулся со смены. И всё бегом. Потом уже не бегом, а сначала летали как ракеты. А в «свободное» от основных, срочных и приоритетных дел – натирать пол до блеска.
Поначалу, когда стоишь на тумбочке ночью, очень хочется спать. Не так как «на гражданке», а до выключения сознания. Оно могло выключиться внезапно. Очень помогают бороться со сном физические упражнения. Например, приседания. Вот так вот приседая, ночью в учебном взводе, моё сознание выключилось, когда я приседал, а включилось, когда вставал из приседания. В те доли секунды, когда мой мозг решил хоть немного уснуть, он также выключил гироскоп. Тело наклонилось вслед за вытянутыми вперёд руками, ноги энергично распрямились… Я полетел по баллистической траектории в сторону входной двери.
Баллистическая траектория – это траектория, по которой движется тело, обладающее некоторой начальной скоростью, под действием силы тяготения и силы аэродинамического сопротивления воздуха. Тело было моим, точнее, это я был телом. Я обладал начальной скоростью, переданной мне нижними, распрямляющимися конечностями. Взлетел вверх и вперёд, насколько хватило энергии и продолжил полёт вниз, но всё равно – вперёд. Хорошо, что проснулся. Офигел, но успел осознано приземлиться. Плашмя, громко, без травм. Перед дверью.
Офигел и проснулся не только я. Сержант, дежурный по взводу, второй дневальный. Часть курсантов проснулись из «мещанского любопытства», но не соскочили, потому что сержант уже зверствовал в коридоре. Без рукоприкладства. Просто пытался в изощрённой форме нанести мне морально психологические увечья. А мой организм, выходя из послеполётного шока, одновременно погружался в полусонное состояние. Звуки становились всё более неразборчивыми и тихими. Блин! Чуть не уснул во время разноса. Но как же он пофигу, этот разнос, сержант, наряд… «Никак нет! Не сплю!»
Меня сменил второй дневальный. Можно поспать, но куда же он делся, этот сон? От него остались только воспоминания, про то, как очень хотелось. А сейчас очень помнится, но не спится, хотя нет, вот оно. Ан нет, опять не он. И так почти час. И из двух часов, час ворочался, час спал.
Специально выделенных для наряда служащих не было. Предполагалось, что в наряд ходят по очереди. Ну, может быть, она была не абсолютно идеальной, но за время службы каждый побывал в наряде. Очередь часто сдвигалась, за счёт тех, кто получал «Наряд вне очереди» или за счёт тех, кто был отстранён от боевого дежурства. У меня не получалось ходить в наряд меньше других, но и сильно чаще тоже не было. Я в это искренне верю, хотя отдежурить несколько нарядов подряд – было для меня событием не исключительным.
Одно из развлечений, уже почти в конце службы, было пострелять из ДШК (12,7 мм крупнокалиберный пулемёт Дегтярёва – Шпагина образца 1938 года). Когда сдают или принимают дежурство, то обязательно пересчитывают оружие, которое находится в оружейной комнате. Одной из единиц был пулемёт ДШК, кажется, 1943 года выпуска. Серьёзная такая единица. А пострелять можно было карандашом. Если взвести затвор, потом через ствол опустить карандаш, то после спуска, карандаш вылетал из ствола. Такое вот развлечение.
Вроде бы серьёзным делом должны заниматься, Родину охранять, а нам всё бы шуточки шутить. Оно и понятно, большинству нет и двадцати. В общем, хоть и в форме, и, иногда, с оружием, а пацаны пацанами. Однажды карандаш раскололся. Так его в стволе и оставили. А несерьёзное поведение никак не отражалось на серьёзности наших намерений обеспечивать безопасность дальневосточных рубежей.
Тяжело ходить в наряды. Особенно первые полгода. Потом привыкаешь, потом пофигу, а потом организм сам переключается на такой график, когда ночью, хоть и с трудом, но можешь не спать. Или спать, но не всю ночь. Или не с начала, или не до конца. Например, я до сих пор иногда просыпаюсь часа в два или три часа ночи. Сначала не понимал зачем. Потом понял – это же время пересменки. Но про боевое дежурство будет дальше.
Смена
«Ротаподъёммммм!» Этот вопль дневального, в два часа ночи, означал, что время сна уже вышло и вот-вот должно наступить время боевого дежурства. И, если ты на смене, то уважительной причиной для неявки может быть «только смерть». Умирать не хотелось. Очень не хотелось просыпаться, но меньше, чем умирать. Поэтому на крик дневального, из-под тёмно-синих с тремя чёрными полосками одеял, высыпаются тела бойцов. Копошась, и не переругиваясь, но вспоминая не злым, но недобрым словом всё, они облачаются в обмундирование, ныряют в сапоги, быстро застилают, ещё теплые и такие манящие кровати, и, построившись, удаляются во мрак ночи. Долго сказка сказывается, да быстро дело делается – на всё это уходит не более полутора минут.