Подтянули к берегу, а в неводе кишмя кишит рыба. Кета и кижуч. Прапорщик подогнал лодку и теперь нужно было из невода перекидать рыбу в лодку. Потом из лодки – в машину. Хватаешь рыбу за хвост, зажимая его между указательным и средним пальцем и кидаешь в лодку. У кеты хвосты жёсткие, а у кижуча складываются, поэтому хватать кижуча нужно сильнее. А в неводе всё сверкает от рыбы. А я туда руку и хвать за хвост и в лодку. А каждая рыбина килограмм по три, четыре. Бывают, конечно и больше, но нам монстры не попадались. И так вот дынь дынь, дынь дынь.
Наполнили лодку, переплыли, перекидали в машину. Итого – около тысячи хвостов. Всё на сегодня рыбалка закончена. Лодки на берегу, невод тоже. Машина ушла, мы все в чешуе. Помылись, чего-то перекусили. Хотел поспать и тут навязчивый кошмар – закрываю глаза, а перед глазами рыба, рыба, рыба. Не страшно, но чуть не до головокружения и тошноты. И ничего другого, только рыба. Много рыбы, кипящим потоком. Через пару дней это прошло.
Уезжая, прапорщик оставил несколько хвостов. Рыбу считают хвостами. «Приготовите себе что ни будь». Кто приготовит? Что приготовит? Володя сказал, что готовить не умеет, Никита вполне обходился тушёнкой. Я тоже вполне мог и сейчас могу прожить на Дошираках, тушёнке, магазинских пельменях и бутербродах. Тогда я ещё не знал, что я умею и люблю готовить.
Кажется, я её пожарил. Не в ладошках, конечно, а на сковородке. Но для того, чтобы пристроить сковородку пришлось использовать смекалку, потому что просто на костре это сделать сложно, а мангалы тогда не были так распространены. Соорудил недалеко от костра подобие печурки, раскочегарил до того, что огонь ревел как в сопле ракеты.
Блюдо оказалось настолько съедобным и вкусным, что мне досталось только пару кусков с последней сковородки. Всё остальное однополчане смолотили. И так хорошо нам стало, что заварили мы (я) в зелёном, эмалированном, двенадцатилитровом ведре себе чаю. И сидя у костра, зараз всё и выпили. Природа, река, никаких командиров, предельная сытость. Хорошо то как. А заваривал я не только чай. Добавил туда каких-то ягод, листиков, веточек и цветочков, которые насобирал в лесу. Пока вода закипала, сходил, нащипал и заварил вместе с чаем.
Что щипал/собирал, в каких пропорциях – не помню. У меня до сих пор рецептов нет и даже то, что я готовил неоднократно, каждый раз получается по-новому. Но каждый раз съедобно и вкусно. Вот и тогда, на заре моей поварской деятельности всё было съедобно и вкусно.
А ещё мы с Никитой, когда Володю уже увезли подальше от медведей, иногда навещали соседние картофельные поля. Брали не часто и понемногу. А какая уха, например, без картошки? Понемногу брали, потому что тащить обратно нужно было около километра. А нечасто, потому что, опять же, километр туда, километр обратно. Поэтому картошка в нашем нескудном меню числилась деликатесом, в отличии от красной рыбы и красной икры.
Готовить «пятиминутку» меня тоже научил прапорщик. Спасибо ему. До сих пор пользуюсь этим. Что есть «пятиминутка»? Это свежая икра, которую подержали в насыщенном растворе соли (тузлук) пятнадцать минут. Насыщенный раствор – это когда в воде соли столько, что она больше не растворяется.
Сначала икру пропускают через грохотку. Грохотка – деревянная рамка с натянутой на неё мелкой сеткой. Ячейки сетки, чуть больше икринки. Берётся ястык (мешочек, в котором находится икра) и протирается о грохотку. Икра падает в ёмкость, плёнка остаётся сверху. И вот так раз за разом, пока не наберётся желаемое количество. Я только однажды приготовил десять литров. А обычно литра три или пять. На день покушать.
Далее про приготовление. Разводится тузлук и в него высыпается икра. Ждём пока пройдёт пятнадцать минут. Можно помешивать икру, чтобы просто так без дела не сидеть. Плюс помешивание придаёт окружающим ощущение обязательности постоянного участия в процессе. Когда за моим «колдовством» наблюдали офицеры, то можно было рассказать о важности плавности движений, направлении и правильной циркуляции икры в рассоле, как обязательном условии получения фантастически вкусной икры. И если что-то не так сделать, то, конечно получится, и можно будет есть, но, чтобы вот так вкусно, то если только… А про пятнадцать минут я не рассказывал, тыкал в икру и спрашивал: «Видите, как заиграла? Вот! Всё! Готова!»
Прапорщик этому не препятствовал, я изощрённо издевался, зрители благоговейно впитывали. Был бы бубен, то я бы, вероятно, ещё бы и камлал, но это было бы перебором. Поэтому обходился бормотанием, перемешиванием, любованием и изображением того, как я ловлю момент готовности. Прокатывало, конечно, не со всеми. Многие знали и умели готовить сами. Пусть не так вкусно, но умели. Ещё часть любила есть. Просто есть и за процессом приготовления наблюдали со стороны, особо не вдаваясь в подробности.