Французы так готовят стейк с кровью – раскаляют сковородку, немного насыпают крупной соли и кладут сырой стейк. «Un, deux, trois, quatre, cinq», быстро переворачивают, снова: «un, deux, trois, quatre, cinq» (Это по-ихнему – раз, два три, четыре, пять) и всё. Стейк готов. Парилка – это не сковородка, здесь переворачивать не надо. Здесь сразу со всех сторон может прожарить, кроме задницы, на которой сидишь и подошв, которыми за пол держишься.
Майора прожарило. Он как-то стремительно пересчитал два уровня, которые отделяли его от пола. Знаете, такое – шлёп, скрип, шлёп, скрип, бум. Через некоторое время: «Чёрт!» (Высказывание переведено с общепринятого русского языка на редко используемый литературный). Не знаю, чем он открыл дверь парилки, но судя по звуку, головой. И тут же её закрыл. Может быть экономил пар. Да что его экономить? У нас его было достаточно. Или отгородился от пара, чтобы он его не добил. Тогда второй раз он парится не полез, хватило одного раза. И веником он не успел воспользоваться. Потом он научился пользоваться парилкой. Лил понемногу и не часто.
Как оказалось, про сухой пар он только слышал, но ни разу не видел. Увидел, попробовал, понравилось. Конечно, без критичных замечаний не обошлось, потому что если бы он делал, то сделал бы не так, а совсем по-другому, потому что так неправильно. Как правильно мы не узнали. Он никому никогда про правильно не говорил.
Потом, когда нас, меня и Мишку, снова поставили на смену, а меня ещё и иногда в разнообразные наряды, нас, поштучно, иногда привлекали к подготовке бани. Вероятно, опыта натопить, и подготовить у нас было больше, чем у других. Случалось, что дежурившие с нами офицеры, особенно те, кто в ночную смену, просили для них протопить баню. Ну, чтобы после смены в баньку и домой, отсыпаться. «Протопить? Да без проблем!» И один из нас уходил растапливать/протапливать. А когда она нагрелась, ведь нужно же проверить, все ли правильно? Хорошо ли протопилась? Достаточно ли горяча горячая вода? И так ли холодна холодная?
Возвращался, тот кто растапливал, обычно часа через полтора. Довольный, распаренный и чистый. И почти сразу же вспоминал: «Я кажется поддувало не закрыл. Всё вытянет, баня остынет». Что делать? Для проверки и устранения отправляли второго. Второй возвращался минут через сорок. Тоже чистый, помытый, довольный. Ну офицерам тоже оставалось. Точнее, когда приходили они, всё было готово. И парилка, и вода. А сгорела баня уже тогда, когда мы были на гражданке. Восстанавливали ли её или, в очередной раз, забросили, я не знаю. Но про этот период остались самые хорошие воспоминания. В том числе, что однажды у меня получилось построить печь. Не совсем у меня, ноя тоже участвовал. Участвовал много. Не буду утверждать (из за природной скромности), но мне кажется (я даже уверен), что больше всех. А это значит, что если придётся ещё раз, то у меня может получиться сложить печь. А жизнь, она такая непредсказуемая…
Короткие истории
В один из «баннододелочных» дней, когда баня уже была построена, а на смену нам не хотелось, сидели мы возле бани и вдруг начинает выть сирена. Мы, я и Мишка, продолжаем сидеть. Сирена продолжает выть. Беспрерывно, громко, длинно. И вдруг мысль: «А вдруг это война?». Сигнал то боевой. А сирена продолжала выть. Мы сначала шагом, а потом с ускорением двинулись в сторону КП. К КП уже подбежали. Забегаем, а там… Гомон, суета нездоровая, громкие истеричные команды, планшет дальней воздушной обстановки разрисован проводками.
Планшет дальней воздушной обстановки – это то, что нам передают из дивизии. Сами мы пока не видим, но можем подготовится. Подготовится к тому, что сейчас вот-вот… Ну, не прямо сейчас, а минут через пять наши точки увидят, а ещё минут через десять их, вероятно, не станет. А нас не станет минут через двенадцать. А через Тихий океан к нам тянутся маловысотные скоростные цели – это ракеты. А чуть выше ракет толпой идут самолёты и при подлёте к Охотскому морю начинают разделяться. Часть – в сторону Петропавловска, часть – на Магадан. Большая часть так и пройдёт над нами, куда-то дальше на материк, в сторону наших сел, нив и городов.
А несколько штук, как-то слишком прямо идут и если не отвернут никуда, то прямо к нам и прилетят. И истошный крик: «Товарищ подполковник, на нас идут!». А что в таком случае должен делать солдат РТВ ПВО? А ничего не должен делать. Я не к тому что ничего не делать, сидеть и ждать. А к тому, что не должен. Всё что он должен, также, как и весь наш полк – успеть сообщить. Так же как и дневальный – успеть крикнуть и дальше что хочешь, то и делаешь. Или быстро убегаешь, или также быстро и героически пытаешься погибнуть.