- Кто тебе приказал вывесить флаг? - строго спросил Николай.
- Кто мне смеет приказывать? - с достоинством произнёс Трясогузка. - Я - сам командир!
- Трофим! Не ври! - прикрикнул на него Николай.
- Я не Трофим, я - Трясогузка!
Посвистывал холодный ветер. Сквозь тучи проглянула луна. Спал внизу погружённый во тьму город. А над ним, вцепившись в скобы, висели два человека и в упор смотрели друг на друга.
Николай и верил и не верил беспризорнику. Вспомнив флажки, наивно оставленные на месте крушения, взрыв кухни, подстроенный явно неумелой рукой, он всё больше и больше убеждался в том, что этот паренёк и есть Трясогузка. Ему захотелось расцеловать беспризорника. Но вместо этого он протянул руку и сказал:
- Давай лапу!
Они пожали друг другу руки, как равные. Николай был растроган.
- Будь хоть сто Колчаков! - воскликнул он. - Не победить им такой народ!
- Хоть тысяча! - небрежно бросил Трясогузка.
- Ну, а теперь снимай белый флаг! - приказал Николай.
- Не буду! - заупрямился Трясогузка. - Он не белый, на нём написано «красный»! Не видно в темноте, а днём, если грамотный, - разберёшь!
- Чудак-человек! А ты спустись на землю и снизу попробуй прочитать, что на твоём флаге написано! Сможешь?
- А чего мне читать? Я и так знаю!
- А другие не знают! Посмотрят утром - белый флаг, не наш, не советский!
Трясогузка всё ещё колебался.
- Давай, давай! - мягко настаивал Николай. - Время дорого! Мы другой повесим! Получше!
Он сунул руку за спину и вытащил из-за ремня короткую палку с широкой полосой красной материи, обмотанной вокруг древка. Трясогузка больше не возражал.
Когда они спустились на крышу кочегарки, Катя, дежурившая у трубы, удивилась: Николай полез один, а спустились двое.
- Смотри, кого я на небе нашёл! - сказал Николай. - Знакомься - Трясогузка!
Мальчишка покосился на девушку.
- А мы знакомы! Хитрая вы! Ловко меня провели!… Лунатиком обозвали!
- А разве ты не лунатик? - улыбнулась Катя. - Нормальные люди ночью по трубам не лазают!
- А он? - спросил Трясогузка, кивнув на Николая.
Во дворе фабрики Катя и Николай засыпали мальчишку вопросами. Но Трясогузке не хотелось раскрывать свои секреты. С трудом удалось выведать у него, что другие ребята находятся где-то у пакгауза. Николай смутно догадывался, что беспризорники торчат там неспроста.
- Не освобождать ли заложников задумали? - с тревогой спросил он.
- Наше дело! - ответил Трясогузка.
- Я пойду туда и за уши отдеру их! - пригрозил Николай, понимая, что в темноте ему никого не найти у пакгауза.
Понимал это и Трясогузка.
- Иди! - сказал он. - Без меня ничего не выйдет!
- Хорошо! Мы пойдём вдвоём, но если ты…
- Это другое дело! - согласился Трясогузка.
Николай отослал Катю в мастерскую и подтолкнул мальчишку:
- Веди!
ГУДОК
30 апреля поздно вечером Платайс вместе с капитаном из охраны депо прошлись вдоль отремонтированного раньше срока бронепоезда. У каждого вагона Платайс задавал рабочим один и тот же вопрос:
- Готово? Везде отвечали:
- Готово!
Часть рабочих уже освободилась и отошла от бронепоезда. Ремонтники сидели у стен, жевали чёрствые куски хлеба, оставшиеся у них со вчерашнего дня. Все очень устали - работали без отдыха почти двое суток.
Бронепоезд заново не красили - не было краски. Зато тщательно вымыли. Струи кипятка из брандспойтов с шипением лизали лоснящуюся броню.
В паровом котле уже поднималось давление. Дымила труба. Паровоз, как горячий конь, подрагивал могучим телом, готовый ринуться вперёд.
Кондрат Васильевич был в паровозной будке. Он вытирал ветошью стены.
Платайс остановился около паровоза и спросил у капитана:
- Вы довольны?
- Вполне! Надеюсь, что красные не попортят эту чудесную машину.
- Я уверен в этом! - сказал Платайс и снова оглядел депо.
Все были на своих местах.
- Не томите людей, господин барон! - произнёс капитан. - Их ожидает водка.
Платайс махнул рукой Кондрату Васильевичу, и могучий гудок заполнил депо.
Под этот густой паровозный рёв началось что-то невероятное. Рабочие, сидевшие у стен, набросились на часовых, выставленных у окон и дверей. На колчаковцев, находившихся рядом с бронепоездом, ремонтники прыгали сверху, с вагонов, сбивали с ног и обезоруживали.
Капитан прокричал какое-то ругательство и ухватился за кобуру. Платайс ребром ладони ударил его повыше локтя. Второй удар заставил капитана отлететь в сторону. Его подхватили рабочие, а Платайс побежал в хвост бронепоезда.
Засуетились пулемётчики у ворот депо. Против них были направлены брандспойты. Обжигающие струи кипятка оттеснили солдат от тупорылых «максимов». У задних ворот пулемётчики сдались, не сделав ни одного выстрела, а у передних произошла заминка.
Рабочий, поливавший колчаковцев кипятком, споткнулся и упал, сильно ударившись правой рукой о рельсу. Он быстро вскочил, хотел поднять брандспойт и не смог. Кипяток бесцельно лился на пропитанную мазутом землю. Окутанный паром рабочий беспомощно оглянулся, прижав к груди сломанную руку.
Кондрат Васильевич закрепил ручку гудка, выскочил из будки и побежал к рабочему.
Но колчаковцы уже опомнились. У пулемёта залёг солдат с тремя георгиевскими крестами. Рядом, у коробок с лентами, плюхнулся унтер-офицер.
«Не успеть!» - подумал Кондрат Васильевич.
Он бежал и видел дуло, прицельную рамку, голову солдата, прильнувшего к пулемёту. Сейчас заговорит «максим» и…
Унтер-офицер локтем ударил георгиевского кавалера, а тот оторвался от прицельной рамки и стал что-то поправлять в пулемёте. «Заело!» - мелькнула у Кондрата Васильевича радостная мысль. Он подхватил горячую кишку и хлестнул кипятком по колчаковцам.
Подоспели рабочие с винтовками. Унтер-офицер и солдат с крестами подняли руки.
Кондрат Васильевич вернулся в паровозную будку и освободил ручку гудка. Наступила звенящая тишина. Теперь гудок был не нужен. Он заглушил звуки короткой схватки, и наружная охрана не догадалась, что внутри депо произошёл переворот.
Рабочий, из-за которого чуть не сорвалась тщательно продуманная операция, виновато потупясь, стоял у паровоза.
- Ты бы левой! - укоризненно сказал ему Кондрат Васильевич.
Рабочий показал левую руку. Она была ошпарена. На пальцах и ладони бугрились пузыри.
Кондрат Васильевич охнул, словно ему самому стало нестерпимо больно.
- Прости, друг! - произнёс он. - Потерпи полчасика! Отправим бронепоезд - перевяжем.
- Потерплю, - отозвался рабочий, а Кондрат Васильевич пошёл к пулемёту.
Он открыл крышку коробки, передёрнул ленту. «Максим» был в полном порядке. Нажми на спуск - и пулемёт заработает. Задумчиво посмотрел Кругов вслед георгиевскому кавалеру, которого уводили в помещение кладовой. Там уже толпились и другие обезоруженные колчаковцы.
СИГНАЛ КОМАНДИРА
Гудок паровоза слышал весь город. Полковника он обрадовал, Николая встревожил. Полковник вызвал адъютанта и приказал подать машину, чтобы ехать в депо. А Николай поторопил Трясогузку:
- Прибавь шагу!
Николай не знал, что означает этот гудок. Не стряслось ли что-нибудь в депо?
Впереди показались тёмные очертания пакгауза.
- Где они?
- Где-нибудь тут! - неопределённо ответил Трясогузка.
- Как же ты их найдёшь?
- Свистну!
Они подошли ещё ближе. Уже виднелась фигура часового, который медленно прохаживался вдоль пакгауза.
- Дальше нельзя! - сказал Николай. - Свисти!
- Что сейчас бу-удет! - загадочно произнёс Трясогузка и, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.
Часовой остановился и прислушался.
- Тише не мог? - прошептал Николай. - Весь город всполошил!
- Тише нельзя, - спокойно ответил Трясогузка, не спуская глаз с пакгауза. - Не услышат.