На выходе из кабинета Ванга дал сокурсникам команду: «Отбой». Сделал это совершенно автоматически, благодаря вбитой годами тренировок привычке – настолько его выбили из колеи слова учителя. Он привык во всём полагаться на наставников, теперь же получалось, они могли обмануть и в чём-то ещё – если обманывали даже в таком судьбоносном вопросе, как присяга! Так рассуждал молодой офицер, интуитивно понимая уже, что многое в этом мире придётся постигать самому, пропускать через себя, а значит, его ждёт ещё множество разочарований.
В расположении его ожидали. Юноши расположились на всём, где только можно сидеть или лежать. Сегодня здесь собрались не только его товарищи по взводу, но и представители чуть ли не всего потока «красных». Всем хотелось получить ответ на извечный вопрос: «Почему?» В расположении шумели, даже срывались на крик; шутили, хотя у большинства присутствующих было совсем не праздничное настроение; строили планы, клялись в вечной дружбе «до гроба». Однако стоило Раймону переступить порог, все разговоры стихли, в помещении повисла звенящая тишина; только несколько десятков пар глаз устремили свои взгляды на вошедшего. Этот коллективный взгляд можно было почувствовать, услышать, как если бы сослуживцы вопрошали в голос.
В по-военному коротких, содержательных репликах офицер передал собравшимся суть разговора с распорядителем. С его последним словом напряжение взорвалось шквалом голосов. Впрочем, запал молодых быстро спал, когда один из них высказал мысль, что сейчас, в общем-то, уже без разницы, всё равно скоро все окажутся в войсках, а там уже у каждого появится возможность послужить Императору. У самых же удачливых появится шанс увидеть его лично: например у тех, кому удастся пережить какую-нибудь особенно опасную заварушку и заслужить высшую награду в Империи.
Офицеры расходились, но каждый из них навсегда сохранил в душе своё первое разочарование. К Раймону подошёл его сослуживец по взводу, балагур и весельчак Марек.
– Ну что ты киснешь, Ванга! Давай, что ли, отпразднуем завершение учёбы хорошей выходкой? А то ты всегда такой правильный. Вон видишь – даже твои любимые учителя оказались не такими и идеальными, – Марек вальяжно приобнял парня за плечи, доверительно вещая ему в самое ухо.
– Извини, Весельчак, но ты не прав. Теперь тем более не время для шуток.
– Это ещё почему?
– Потому что мы теперь офицеры, на нас смотрит вся Империя. Мы должны быть примером для подражания. Никто не отменял нашего долга.
– Вот именно, Ванга, вот именно! Империи нужны зрелища, нужно веселье. Не киснуть же им теперь, как тебе! Скажи, что я не прав?
– Да ну тебя к чёрту, Марек! – Раймон скинул руку приятеля с плеча. – Не буди лиха.
Весельчак только хмыкнул, однако благоразумно предпочёл не цеплять парня. При всей его правильности, Раймон легко от слов переходил к делу, а в хорошей драке на силовых шпагах равных ему на курсе не было.
Ахиллесова пята бюрократии
Огромный мегаполис распахнул офицеру свои объятия. Многоуровневые движущиеся тротуары, в самых замысловатых комбинациях сочетающиеся с транспортными развязками; огромные проекции реклам, фантастическими гроздьями «нанизывающиеся» на развязки; гигантские шпили высоток, – всё это многообразие было для Раймона непривычным. Редкие выходы в город на увольнительные происходили обычно вместе с другими курсантами, и городская фантасмагория проходила где-то на грани сознания, которое было полностью поглощено общением с товарищами. Курсанты жили в расположении-казарме коллективом, посему выходили за её пределы также коллективом, то есть неким единым целым, ощущающим окружающее особыми органами чувств, но не каждым членом по отдельности. Теперь же он был один на один с городской суетой. Ему всё казалось чужим, даже чуждым, особенно на фоне армейского порядка, когда даже положение вещей в личной стенной нише чётко определено уставами и правилами внутреннего распорядка.
Особенно непривычными были окружающие люди. В их одежде и поведении не было совершенно никакой системы, что вступало в яркий диссонанс с привычным Раймону окружением. Пёстрые наряды, улыбки на лицах или напряжённые гримасы, быстрый шаг или лёгкая непринуждённая походка – вот чем встречали его гражданские. Зато, стоило им оказаться в метре от офицера, как они резко меняли направление движения, раздавались в стороны, даже отводили взгляды, словно вокруг молодого человека действовало некое силовое поле, раздвигающее человеческий поток. «Что такого они во мне видят? Почему стараются не переходить мне дорогу? Ведь имперский солдат – их защита и опора; по крайней мере, нас так учили», – недоумевал офицер. На самом деле люди просто чувствовали исходящую от офицера ауру силы, готовности немедленно броситься убивать и умирать, и это похлестче всяких силовых полей отваживало от него простых обывателей. Не последнюю роль в подобном отношении играла и офицерская форма. Тот красный комбинезон с алой же береткой Раймон одевать не стал – это был своего рода полевой вариант формы. Если сравнивать её с далёким прошлым Земли, то по фасону и статусу он больше напоминал маскхалат, пусть и с некоторым налётом парадности – сказывалась его способность менять цвет по желанию носителя. Сейчас же лейтенант щеголял в чисто парадном офицерском одеянии.