Старик. Восемьдесят! И больше не проси! Мне сам покойный князь Голицын Иван Илларионович… А Игнатий Карлыч Собакин, в конце концов!
Катерина. Какое вы имеете право! Кто вы такой, чтобы так…
Старик (останавливается). Поворотов я. Валерий Дмитриевич Поворотов. Тьфу. Да Краснощекин я, Михаил Карпыч…
Пауза. Тишина. Только с подоконника слышится тихий смех Поворо-това. Звонок в дверь. Миша открывает. Входит Витан, такой же искусственно широкоплечий, на вытянутых руках он тащит плотно завернутый предмет прямоугольной формы. Проходит к столу, начиняет медленно разворачивать.
Витан (разворачивая). Федор Федорович, правда, сказал: «Незачем ему французский… И чешским обойдется…» Нет, думаю я… Не такой, думаю, человек Валерий Дмитриевич Поворотов, чтобы обойтись чешским… Как вспомню, что вы пережили, и про кухню… И про кухню эту… И как борщом пахнет… Нет, думаю, ври, шеф. Не такой Витан человек, чтобы друзей обманывать… Как там было у него, а? «Друзья, прекрасен наш союз…» Точно, а?
Все с напряженным вниманием наблюдают за действиями Витана. Он снимает последнюю упаковку, и на столе оказывается голубой французский унитаз. Витан радостно смотрит на всех присутствующих.
(Вытаскивая из-под плаща стульчак, который и делал его грудь такой широкой.) А это — бесплатное приложение. Творите, Валерий Дмитриевич, на здоровье!
Димка хохочет. Катается по дивану. Миша от хохота сел возле двери и повторяет только одно: «Ай эм смайл». Катерина иронически улыбается. Старик готов вот-вот прицениться к новой вещи и повторяет как бы про себя: «Нет, на сто двадцать потянет, а на сто тридцать, конечно, нет». Ира отвернулась к окну.
Поворотов (шутовски хихикая). Надо же… Надо же так придумать. Нет, это подумать только… Ужасно весело! (Ходит по комнате.) Да… Да…. Действительно, смешно. Да вы только представьте себе… (Останавливается, совершенно серьезно.) А теперь, дорогие мои родственники и просто знакомые, благодарю вас всех за гостеприимство. До свидания. До свидания. Всех-всех. (Трогает за плечо Иру.) И тебя, Кузнечик, мой дорогой. Давай, топай дальше.
Темнота. Свет. Квартира Поворотова. За окном ночные звезды. Поворотов один. С рейсшиной. Бессмысленно играет с ней. Звонит телефон. Один звонок, второй, третий. Поворотов не снимает трубку, он больше не ждет звонка Лины. Потом делает шаг вперед, радостно вскидывает руки. Он уже в ином измерении.
Поворотов. Уф! Наконец-то! Наконец-то, я здесь… Надо же… Надо же… Самолет, поезд, автобус, пешком! Безумно неудобно! Когда же, наконец, сделают прямой рейс?! Трудно, что ли, аэропорт построить? Так нет же! Но все равно… Все уже позади. Наконец-то. (Подбегает к креслу, обращается к нему, пытается потом каждую вещь сделать одушевленной.') Здравствуйте, тетушка! Здравствуйте, это я, Валя, Валерик. Наконец-то… как долго я к вам добирался… А вы знаете, вы совсем не изменились за эти двадцать лет. Не спорьте! Вы не изменились. Какая там старость, о чем вы? Вы прекрасно выглядите! Какая смерть?! Бросьте это нехорошее занятие. Вы знаете, вдруг налетит на тебя… Ты маленький, забираешься к вам на колени (садится в кресло) и гладишь ваши руки. (Гладит ручки кресла.) И тебе так хорошо, так хорошо! Уф!.. Как я долго ехал к вам! Я виноват, я виноват, тетушка, но я не мог раньше. Или мог. Я уже позабыл, мог или не мог. Подождите. (Поднимается.) …Так это же… Это же дядя Вася Стрелков! Дядя Вася! Здравствуйте! Не узнаете, нет? Это же я, Валерка Поворотов… Ну-ну… Вспомнили? Ну, тот мальчишка, который мечтал стать… а вы ему говорили: «Все найдешь, все потеряешь». Что — все? Но это не сегодня. Здравствуйте, дядя Вася! А кто-то сказал, что вы умерли, а вы все так же здесь, сторожем при магазине! И что я вижу у вас… У вас новый протез! Я понимаю, удобнее, но, честно, жалко деревяшку! Но не обращайте внимания! Это о том, как я помнил вас! Все-таки как врет молва. Я плакал, когда узнал, что вы умерли. Да, плакал. Да что я! Москва плакала. В метро и на улице. (Кричит.) Я все равно не верил, что вы умерли! Нет-нет!
Пауза.
Как… (Шаг вперед.) Как… (Еще шаг.) Кузнечик! Кузнечик! Откуда ты здесь? Но об этом потом, потом… Посмотри на меня! Что за бред! У нас всегда так, стоит человеку появиться на свет, тут же про него начинают черт те чего городить… Но я не верил, нет я не верил. (Передразнивает голос Иры.) «Отнялись ноги», «не может есть», «умирает»… Нет, мы с этим еще разберемся… Я рад, как я рад… Мы еще разберемся… Ремиссия… Мы еще разберемся!..