они.
Вот таким образом я и попала сюда.
«Маргаритлер», кн. I. Записана
в араратской деревне (Аштарак).
Жил-был в городе Багдаде царь. Однажды он
сказал своему визирю:
— Дай-ка я издам приказ и посмотрю,
исполнит ли его население.
— Делай, как хочешь, воля твоя, — ответил
визирь.
Объявили по городу царский приказ? чтобы
никто не смел зажигать у себя света.
Ослушнику грозило наказание быть посаженным на
кол.
С наступлением темноты царь велел своим
людям ходить по городу и смотреть — нет ли
где-нибудь света.
Царские гонцы нигде не заметили света, но
когда они вышли на окраину города, то в одном
окошке увидели свет.
Войдя тихонько в дом, они застали ткача,
работавшего на станке, а рядом^ с ним — его жену,
прявшую на прялке. Притаившись, они
услышали такой разговор:
— Муженек, меня клонит ко сну, — сказала
жена мужу.
— Положи голову ко мне на колени и усни, -—
ответил муж.
Жена доложила голову на колени мужа и
заснула. Через некоторое время мущ разбудил
жену ц сказал:
— Жена, теперь ты садись за прялку, а я
посплю. Ж«на встала, села за прялку, и муж
положив голову на колени жены, заснул.
Гонцы доложили царю:
— Царь, во всем городе лишь у одного ткача
горел свет.
— Вызовите ко мне этого ткача, — велел
царь.
Когда ткач явился, царь сказал:
— Как это ты посмел нарушить мой приказ?
Ведь приказал же я, чтобы в городе никто не
зажигал света!
Ткач ответил царю, что он человек бедный,
живет своим трудом, что у него не будет куска
хлеба, если он не станет работать днем и
ночью.
— Послушай, — сказал царь, — ты, видно,
человек хороший. Чего тебе быть ткачом? Поди
убей свою жену, приходи ко мне, и я тебя
сделаю визирем: пей и гуляй в полное свое
удовольствие до конца своей жизни.
— Нет, царь, — ответил ткач, — если даже не
дадут мне заниматься своим ремеслом, я скорее
милостыню стану просить, но жене моей вреда
не причиню.
— Ну, так проваливай, чорт с тобой!
Ткач ушел, и царь велел вызвать его жену.
Пришла она в царский диван х и спросила:
—- Царь, зачем ты вызвал меня?
™ Я знаю, ты женщина хорошая, но до
каких же пор ты хочешь работать на прялке и
быть женой ткача?—сказал царь.
— А что же мне делать, царь?
* Д р Ч а ц ~ «суд», приемная палата во задрце.
— Поди убей мужа, вернись ко мне: я тебя
сделаю царицей, и ты будешь у меня жить при
певаючи. Ведь мне тебя жалко, — сказал царь.
— Поверить ли мне? — спроеила она.
— Царь никогда не говорит неправды —
поверь.
Когда ткачиха вернулась к себе домой, царь
раскаялся и сказал про себя: «А вдруг и впрямь
она убьет мужа?» — и послал за ней своих слуг,
наказав им уберечь ткача, чтобы жена не убила
его.
Ткачиха же, придя к себе, наточила нож,
спрятала за пазуху и села прясть.
Ткача стало клонить ко сну, и он сказал
жене:
— Жена, посплю-ка я малость.
— Положи голову на мои колени и спи, —
ответила жена.
Когда тот уснул, жена осторожно приподняла
его голову, положила на бревно, достала нож,
отрубила мужу голову и потушила свет.
Когда царская стража доложила, что свет
у ткача погас, царь сказал:
— Ах, как жаль, я стал причиной смерти ни
в чем неповинного человека!
Жена ткача, покрывшись чадрой, пошла
к царю во дворец. Ворота были закрыты, и она
подождала до утра. Царская стража, увидев
утром женщину, стоявшую у ворот, спросила,
кто она.
Та ответила, что пришла к царю с
жалобой и хочет видеть его. Ее впустили в цар-
ский диван.
— Kто ты такая? — спросил царь.
— Я была у тебя вчера, царь. Я жена ткача, —
ответила она.
— Зачем ты пришла?
— Ты же сказал мне: иди убей мужа и я
тебя сделаю царицей. Я пошла, убила мужа, и
вот я тут.
Царь разгневался, вызвал палача и приказал
отрубить ей голову. Затем он велел своему
визирю:
— Я еду на охоту, а ты возьми с собой
воинов, поди сначала ко мне и зарежь всех
женщин, потом пойди в свой дом и сделай то же
самое у себя, а потом вырежь весь женский пол
в городе до двухлетнего возраста. Если вернусь
и найду хоть одну женщину — велю отрубить
тебе голову.
Сел на коня и поехал.
Визирь опешил и поплелся домой с
опущенной головой и со слезами на глазах. У визиря
был сердобольный отец. Видя плачущего сына,
он спросил:
— Что это с тобой случилось, сынок?
— Отец, — ответил визирь, — царь
рассердился на меня.
— Почему?
— Да вот одна дрянная женщина, жена
ткача, убила своего мужа, царь же разгневался
н велел мне убить всех женщин: сперва у него
в доме, потом у нас, а под конец во всем городе,
да так, чтобы ни одна женщина не уцелела.
Если к его возвращению в городе останется
хоть одна женщина — он отрубит мне голову.
— Эхг сынок, — сдазад отец,.—-рано или
поздно ты. доджей умереть и луэдде уадри сейчас,
но не бери на душу грех стольких смертей.
А вот подожди до вечера, когда вернется царь,
поведи меня к нему, и я скажу ему несколько
слов: если смогу — избавлю тебя, нет — пусть
отрубят тебе голову.
Когда царь приближался к дому, визирь
сказал об этом отцу.
— Ну, сынок, возьми меня за руку и поведи
к царю.
Сын взял отца за руку, — так как он был
лишен зрения, — повел его к царскому порогу и
посадил на каменный стул.
Царь, въезжая в город, увидел, что улицы
кишмя-кишат женщинами, и сильно разгневался
за неисполнение своего приказа. Приехав к себе
во дворец, он заметил отца визиря, сидевшего
у порога на каменном стуле. Старик хотел было
встать, но царь, взяв его за рукав, усадил,
сказав:
— Ты — визирь моего покойното отца, и мне
будет больно, если ты передо мною встанешь
с места.
— Царь, — сказал старый визирь, — разреши
и мне сказать тебе несколько слов.
— Ты имеешь на это право, дед-визирь, —
ответил царь.
Принесли царю стул, он сел, и старый визирь
начал рассказывать:
— Царь, я когда-то занимался разбоем и был
главой сорока разбойников. Отец твой не мог
меня угомонить и от страха назначил меня
визирем.
Занимаясь разбоем, однажды, когда я верхом
выехад на большую дорогу, я встретил молодого
всадника: на вид ему было лет пятнадцать; и он
был еще безбородый. Едучи, он играл на сазе,
пел и плакал. Заметив его, я направил коня
к нему.
— Паренек, — сказал я, — дай мне своего
коня, скинь одежду и уходи, — я дарую тебе
жизнь.
Он не обратил никакого внимания на мои
слова, точно и не к нему обращались. Тогда я
подъехал ближе и, сколько было сил, нанес ему
сзади удар палицей. Но он даже и не обернулся.
Когда я нанес ему третий удар, он повернул
коня ко мне и сказал:
— До каких пор ты будешь меня мучить?
Схватил за уздцы моего коня, сбросил меня
вниз и хотел было меня убить, но я взмолился:
— Паренек, бога ради, не убивай меня.
Обещаю быть твоим слугою, пока жив.
— А, так ты поумнел! Встань и садись на
коня, — ответил он.
Я встал, сел на коня, и мы поехали вместе.
В глуши мы набрели на огромный дворец.
У дворца мы сошли с коней, и парень этот,
достав из мешка, накинутого на седло, сорок
толстых гвоздей, сказал мне:
— Слушай, я взберусь, вбивая эти гвозди