Глаза постепенно привыкали к полумгле. Угадывалось красивое лицо. Миндалевидные глаза. Я почувствовал учащенное дыхание. Я отдал себя на волю изматывавших меня новых ощущений, и мы стали двигаться в унисон, словно сговорились о нем заранее.
Она пролежала подо мной еще несколько мгновений. Потом поцеловала меня. Никто еще не целовал меня. Я глубоко вздохнул и впервые заговорил, поинтересовавшись ее именем.
Она помолчала несколько секунд, словно сомневалась, стоило ли называть себя незнакомому человеку. Потом теплым и красивым голосом она сказала: „У меня нет имени, но все зовут меня армянкой“».
Это судьба! Она играет с нами в суровые игры. Армянка. Могло ли быть иначе? Потом мы молча возвращались — уже без каких-либо желаний — в офицерское общежитие. Али шел впереди. Иногда он улыбался мне. Он знал, догадался, что это со мной случилось в первый раз. Я не то чтобы занялся любовью, просто я влюбился.
Я больше не видел ее. Как только смог, я вернулся туда. Мадам снова взяла меня за руку, поднялась со мной и открыла дверь. Я спросил у нее об армянке. Она покачала головой. Нет. Ее не было здесь. «А где она?», — настаивал я. Она пожала плечами. Ее уже здесь нет.
Мне расхотелось заходить. Я ведь шел только к ней. Я не хотел заниматься любовью с неизвестной мне женщиной. Мадам молча посмотрела на меня. Она когда-то тоже была молодой. И могла понять меня. Я побежал к двери, жасминовый запах мешал мне дышать.
Через две недели меня направили в пятый полк. Там нужны были добровольцы для исследования пустыни. Я поднял руку. Мне там нечего было делать. Просто я хотел уехать отсюда, и уехать далеко.
Меня направили в Багдад. В подразделение по охране строящейся железной дороги. Под моим началом был эскадрон, но кто действительно хорошо знал там обстановку, так это старший сержант Махмуд Ахмад, проживший там уже несколько лет. Он уважал мое звание, а я его опыт.
Судьба преследовала меня. Когда Ламия открыла глаза, приходя в сознание, мне показалось, что передо мной армянка. Я почти не видел ее в том полумраке, через который пробивались слабые лучи света, но я вновь и вновь мечтал о ней. И вот она снова передо мной. Я не мог убежать от своей судьбы.
Я дал указание доехать до Аль-Мосула, а потом вернуться в Багдад. Ламия рассказала мне, что с ней случилось. Я написал рапорт и отправил двух солдат в штаб с подробным докладом. Я знал, что происходило с некоторыми племенами. Англичане проникали внутрь территории, предлагали им золото и осыпали обещаниями. Пустыня была необъятной, и мы редко сталкивались с ними. Кроме того, в моем отряде было мало солдат и офицеров. Всего восемнадцать всадников, из которых пятнадцать — солдаты. Капрал, старший сержант и я. Слишком мало сил для какой-нибудь стычки. На практике наша задача состояла в том, чтобы изучать, докладывать и уходить с опасного места, не допуская вооруженных столкновений. Наша маневренность помогала нам больше, чем инстинкт нашего сержанта.
С нами был обоз из десяти мулов для перевозки провианта и амуниции, а также две резервных лошади. Мы сделали остановку у близлежащего сухого ручья, защищенного огромными скалами. Ламия пришла в себя очень скоро, через несколько часов. На следующий день, едва рассвело, она подробно рассказала о том, что с ней произошло. Я спросил ее, может ли она ехать верхом. Она утвердительно кивнула и сказала, что ей очень жаль своих товарищей по путешествию и своей лошади.
В тот день нам надо было проехать около сорока километров в направлении север-северо-восток. Температура воздуха стала невыносимой еще до двенадцати часов дня, и нам пришлось укрыться в тени больших скал. Лошади были слишком усталые, чтобы продолжать путь. И я принял решение остановиться в подходящем месте. Я почти не разговаривал с Ламией, но заметил, что она свободно перемещается с одного места на другое. Создавалось впечатление, что эта женщина родилась в пустыне.
Дорога до Аль-Мосула заняла у нас еще пять дней. Я послал двух своих подчиненных в главный штаб, и они привезли мне закрытый конверт с указаниями. Мне надлежало ехать дальше в Рас-аль-Аин, не останавливаясь в Аль-Мосуле. Речь шла о контролировании депортаций. Я не понял толком, что все это значит, но в приказе говорилось, что в Нусайбине мне предоставят более подробную информацию.
Ламия попросила моего разрешения следовать с нами. Она хотела добраться до Алеппо, и маршрут для этого вполне подходил. Я охотно разрешил, руководствуясь разными причинами. Она была скромной девушкой, прекрасно переносила трудности путешествия по пустыне, и, кроме того, я все больше влюблялся в нее.