Директриса. Как?
Штоцек. Стал ею пилить! (С возмущением.) В прямом смысле слова! Взял и спилил елку! Кстати, о проходимцах. Этот тип, якобы наш знакомый…
Тилли. Ах, Норберт, завтра объяснишь!
Директриса. И в самом деле — отложим этот разговор. Сейчас вы как следует отоспитесь, и завтра мир для вас будет выглядеть совсем другим!
Штоцек (настороженно). То есть как это «совсем другим»? «Выглядеть другим» значит «быть другим», а «быть другим» значит «стать другим». Но за ночь мир стать другим никак не может! Подобное есть результат длительных исторических процессов!
Тилли (перебивает его). О господи, нашел время лекции читать!
Штоцек. Прости, дорогая, но в вопросах мировоззрения я стою твердо. (Входя в ворота, неожиданно спотыкается.)
Директриса. Осторожно.
Штоцек (валясь на землю). Да, да, стою твердо!
Все трое исчезают за воротами. Облако закрывает луну, на сцене воцаряется мрак. Где-то в отдалении протяжно звучит поющая пила.
2
Некоторое время спустя. Комната Тилли и Норберта: старинное помещение с эркером и альковом. На видном месте опись имущества, распорядок дня и плакат с лозунгом: «ОТДЫХАЮЩИЕ! БЕРЕГИТЕ ЛЕС!» Тилли распаковывает чемоданы, Штоцек, сидя на краешке кровати, задумчиво водит смычком по пиле.
Тилли. Ну, начал пиликать! Дорвался!
Штоцек. Что за выражение — пиликать! Звучит неуважительно по отношению к смычковому инструменту. К тому же я только проверяю, не пострадал ли инструмент в дороге. (С тяжким вздохом.) Эх, был бы у нас «вартбург»! Тогда б я ее в салоне возил, а не на крыше.
Тилли. Вот она, погоня за материальными благами при социализме!
Штоцек. Ты меня не подначивай, Тилли. Знаешь ведь, что на эту тему я шуток не терплю. (Бережно убирает пилу и смычок в футляр.) Я не пью, не курю, чтоб там какие-нибудь шуры-муры на стороне крутить — боже упаси! Так позволь мне хоть эту слабость!
Тилли. Да я разве против?.. У меня, знаешь, что-то никак не идет из головы этот несчастный. Сердце сжимается, как подумаю: вот бредет он среди ночи, лишенный рассудка…
Штоцек. Да брось ты! Никакой он не сумасшедший. С ним надо было бы как-нибудь похитрее, чтоб его задержать. Нет, говори что хочешь, а мое первое впечатление было верным: он самый настоящий хулиган. И шутки его хулиганские!
Тилли. Вот и нет. Если это и вправду была шутка, то очень даже забавная.
Штоцек. Уж больно ты добрая, Тилли. Неужели ты не понимаешь, куда такие шуточки могут завести, особенно подростков?
Тилли. Какой же он подросток? Ему как минимум уже двадцать три, двадцать четыре. (Рассмеявшись.) Если, конечно, отбросить столетия…
Штоцек. Что ты этим хочешь сказать?
Тилли. Прости, Норберт, но я вовсе не исключаю, что завтра выяснится, что он отвечает здесь за культмассовую работу и таким манером встречает прибывающих на отдых.
Штоцек. Ну, это был бы верх идиотизма! Такие вещи следует осуждать со всей принципиальностью!
Тилли. Ах, Норберт, не будь занудой! Погляди в окно: старинный замок, романтический пейзаж…
Штоцек. Во-во, тем более здесь необходимо активизировать идеологическую работу, бороться с пережитками прошлого в сознании наших людей, утверждать дух нового!
Тилли. Согласись, Норберт, ты ведь тоже струхнул?
Штоцек. Я? С чего ты взяла?
Тилли. Потому что ты опять вдруг заговорил тем же железобетонным языком, что и… ну скажем, десять лет назад. Я уж думала, ты совсем отвык от этого «наши люди». Вот же дурацкое выражение!
Штоцек. Тилли!
Тилли. Ведь правда же. Прямо трясет, когда это слышу. (Весело.) Вот бы здесь действительно привидения водились! Честное слово, уж лучше трястись со страху перед ними, чем от злости на собственного мужа!
Незаметно для Тилли и Штоцека в стене открывается потайная дверь. Из нее выходит Принц и в растерянности останавливается.
Штоцек. Что значит «вот бы действительно водились привидения»? Действительность — это действительность, тогда как привидения… (Заметив Принца, в смятении.) Как? Снова вы? Но я же своими руками запер дверь! (Идет к двери и дергает ручку.) В самом деле…