– Где ты, в самом деле? Что там за шум?
– А, это. Я в кофейне.
Мама засмеялась.
– Опять? Если будешь продолжать в том же духе, то сама превратишься в чашку кофе.
– Это лучше, чем в тыкву, – парировала я. Джен прокладывала себе путь к нашему столику, балансируя с двумя тарелками и двумя чашками в руках. – Люди, которые любят кофе, говорят, что не могут без него жить. А тыква, напротив, идёт только в суп.
– Ну, ты и хулиганка, – с любовью произнесла мама. – Позвонишь мне завтра утром?
– Хорошо. Позвоню, мама. До завтра, – мы завершили разговор в тот момент, когда Джен снова усаживалась за стол и протягивала мне тарелки.
– Твоя мама, должно быть, очень крутая, – заявила она.
– Всё может быть. О, Боже! Рулет с шоколадной помадкой и карамельной глазурью? Парочка таких маффинов, и придётся покупать джинсы на размер больше!
Джен облизала кончик пальца.
– Ему нравится именно эти.
Можно не спрашивать, кого она имела в виду.
– Ах, да, – Джен ухмыльнулась, – ты ведь считаешь меня сталкером.
Наш разговор крутился вокруг соблазнительного Джонни Делласандро. Он находился здесь со спутницей. Её присутствие делало несколько пошлыми наши фантазии о нём.
Помимо Джонни у нас имелись и другие темы для беседы. Например, наши любимые телепередачи и книги или приятный мужчина, который развозил пиццу по нашему району. О таких вещах хорошие подруги всегда болтают за кофе и булочками.
– Мне надо уже потихоньку собираться, – произнесла я со вздохом, запихнула в рот последний кусочек маффина и допила кофе. И погладила себя по животу. – Я скоро лопну. Кроме того, дома ждёт куча белья и парочка счетов, которые надо оплатить.
– Прекрасное и спокойное воскресенье, – Джен издала счастливый вздох. – Действительно, лучше разойтись по домам. Утром увидимся?
– Скорее всего, да. Я, наверное, возьму кофе на вынос. Знаю, что нормальные люди варят кофе дома, но… его вкус мне не нравится. Кроме того, если тебе нужна всего одна чашка, варить целый кофейник не целесообразно.
Джен с ухмылкой подмигнула.
– Этого тебе за глаза хватит.
Она права.
Подруга покинула кофейню раньше меня. Дело в том, что я слишком долго надевала пальто, пытаясь поймать взгляд Джонни. Я толкнула дверь, звякнул колокольчик. Бросила на Джонни прощальный взгляд в надежде, что он посмотрит на меня. Но Делласандро увлечённо беседовал с незнакомкой.
Лишь поздно вечером, когда счета были оплачены, бельё выстирано, высушено, сложено и убрано, я вспомнила о цепочке в кармане пальто. Но там её не нашла. Я обшарила все карманы, даже в джинсах, хотя знала, что туда её не прятала. Цепочка, как сквозь землю провалилась. Где-то я её посеяла.
Из-за потери цепочки я особо не переживала. С этим украшением меня не связывали сентиментальные воспоминания, и стоило оно недорого. Тем не менее, её пропажа меня обеспокоила. Я теряла вещи и раньше. Во время приступов куда-то их засовывала, но куда конкретно потом не помнила. Точно таким же образом я много вещей и находила. Как-то раз я вышла из магазина, зажав в кулаке пригоршню гигиенических помад, которые, должно быть, нечаянно прихватила. Потом я сгорала со стыда, и не рассказывала об этом случае никому, даже маме. Прошло уже четыре года, но я до сих пор находила помады в сумках и карманах. Я была на сто процентов уверена, что потеряла цепочку не во время приступа. Из кофейни я отправилась домой пешком. Ледяной ветер превратил волоски в моём носу в тонкие сосульки. Это, вероятно, привело к тому, что я не уловила аромат апельсинов. С другой стороны, приступ мог произойти и без предварительного тревожного сигнала. Многие люди с диссоциативными расстройствами вообще не получают сигналы и не могут потом вспомнить, что с ними случилось.
От этой мысли я протрезвела быстрее, чем старшеклассник, которого после выпускного задержал шериф.
Я заморгала, чтобы стекли слёзы. Они жгли мне глаза. Затем сделала медленный и глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. Когда я сконцентрировалась на третьем выдохе, то заметила, что чуть-чуть успокоилась. Конечно, не намного, но достаточно, чтобы унялось сердцебиение.
Когда несколько лет назад традиционная медицина с её латынью так и не смогла диагностировать, что же всё-таки произошло с моим мозгом, на помощь пришли альтернативные методы лечения. Я страдала от иголочных уколов и принимала таблетки, от которых было больше побочных эффектов, чем облегчения, хотя обещали они обратное. Акупунктура лечила мою болезнь хуже, чем западная медицина, но я предпочитала иголки. Не хотелось ежедневно пичкать свой организм потенциально ядовитыми химикатами. Медитация не смогла полностью изгнать мои страхи, но улучшила настроение. А после того, как методом проб и ошибок я обнаружила, что склонна к приступам, когда утомлена, перевозбуждена или понервничала, медитация вошла в мой ежедневный ритуал.
По моим ощущениям, это работало. По крайней мере, казалось, что работало. Последние два года прошли без приступов. Так было до недавнего времени. И даже эти три оказались столь короткими, что не стоило обращать на них внимания…
– Вот, чёрт, – мой голос прозвучал грубо и напряжённо.
В зеркале спальни отразилось моё лицо. Бледные щёки, глубокие тени под глазами, губы вытянулись в тонкую ниточку и старались сдержать всхлипы. Приступы никогда не вызывали физическую боль. Они наносили мне душевные раны.
Я сделала глубокий выдох и сконцентрировалась. Затем влезла в мягкие пижамные штаны и поношенную футболку с изображением Эрни и Берта, которую мне купили ещё в младшей школе. После переезда я обнаружила её в своих вещах. На мне она сидела немного хуже, чем раньше, но, всё равно, в ней было уютно. Эту футболку я считала за частицу отчего дома.
Переодевшись, я со скрещенными ногами уселась на кровати. У меня не было ни циновки, ни алтаря, и благовонных палочек я не зажигала. Медитацию я считала больше телесным, чем духовным. На протяжении долгих лет я много читала о психологической связи, но сомневалась, что когда-нибудь смогу контролировать сердцебиение или частоту ударов, как умели некоторые продвинутые йоги. Я верила в чудодейственную силу медитации. Я чувствовала её.
Положив руки на колени ладонями вверх, я слегка коснулась большим пальцем указательного. И закрыла глаза. Традиционную «Ом мани падме хум» (прим.: Ом мани падме хум – одна из самых известных мантр в буддизме Махаяны) или какую-нибудь другую мантру я не напевала, потому что нашла кое-что поэффективнее.
– Колбаски под соусом и картофельное пюре, вкуснотища. Колбаски под соусом и картофельное пюре, вкуснотища.
Эти слова вытекали из меня при каждом выдохе. При каждом вдохе я пробовала не нюхать аромат апельсинов. Сегодня потребовалось больше, чем обычно, времени, чтобы впасть в безмятежное, похожее на транс, состояние. В какой-то момент мышцы расслабились. Пульс замедлился до нормального ритма.
Я откинулась на подушки. Вокруг меня всё новое. Одеяло, матрас и кровать. Моя совершенно новая постель, которую ещё ни с кем не делила. Я вытянула ноги, но глаз не открыла. Закутавшись в мягкую постель, я расслабилась. Совершенно естественным движением мои руки заскользили по животу и бёдрам. По груди.
Я думала о Джонни. Вызывала в памяти каждую чёрточку его лица, каким я видела его в кофейне. Каждую деталь его тела, которое знала по фильмам Джен и фотографиям в интернете. У него маленькая ямочка на нижней части спины, ещё одна – на левой щеке, прямо в уголке рта. Как мне хотелось провести языком по этим ямочкам.
Футболка немного задралась. Когда я провела пальцами по голому животу, из лёгких вырвался наружу воздух. Чтобы получить удовольствие, мне обычно не требовалось зрение. К порнографии я относилась спокойно, но она казалась мне неудачной и скучной. Даже, так называемые, фильмы для женщин я находила бессмысленными. Меня больше одурманивало чтение эротической литературы или прослушивание музыки, чем просмотр непристойных фильмов или картинок.