– Поцелуй меня, Джонни, – снова говорю я.
И он целует. Снова и снова. Мир вокруг меня вращается с бешенной скоростью, и я боюсь с него упасть. Джонни ласкает меня, шарит руками под ночной рубашкой, хватает меня за грудь и щиплет за соски. Мы целуемся в кустах в саду, как любовники, которые не желают, чтобы их застукали.
Я чувствую запах хлорки от кожи Джонни и чего-то тропического, возможно, крема от солнца. В том месте, где я упала в кусты, чувствуется запах сломанных веток и мятых листьев. Ко всем этим запахам примешивается тошнотворный аромат апельсинов. От него у меня во рту скапливается горькая желчь.
Я не могу больше сопротивляться её вкусу и произношу:
– Мне надо идти.
– Ты вернёшься? Пообещай мне, – Джонни хватает меня за волосы и крепко держит. – Я не позволю тебе уйти, пока не пообещаешь.
– Обещаю! – слова получаются, как хрипы. – Правда. Я вернусь.
– Хорошо, – Джонни целует меня ещё раз. – Значит, скоро увидимся?
– Да, – говорю я. – Да, да, да, Джонни.
Я отпускаю его, но он всё ещё пытается удержать меня. С улыбкой машу ему рукой. Потом разворачиваюсь, иду сквозь сад, и выхожу на тротуар перед его домом.
Открываю глаза.
Моя кровать. Телевизор всё ещё работал. На экране демонстрировали аналогичную сцену. Мои соски до сих пор твёрдые, клитор зудит. Когда я откинулась на подушки, у меня перехватило дыхание.
Я обхватила грудь, но почувствовала лишь тепло своего тела. Представила себе, как Джонни целует меня и ласкает, и тело среагировало. Моя рука заскользила под брюками по лобку, полному страстного ожидания, одинокому и влажному. Когда я провела по нему пальцем, в клиторе запульсировало. Под моими ласками бёдра двигались и покачивались. Я замерла и подняла глаза к потолку, который должен был скрыт лицом Джонни. Но вместо лица – пустота. Нет ничего.
– Проклятый мозг. Это не справедливо!
Я облизала губы, представляя его вкус. На экране Джонни лежит нагишом на животе в своей кровати, глаза закрыты. Он спит. Видит сны. Веки подрагивают, раздаётся тихий стон.
«Проклятье». Меня будто пронзает молнией. Этот стон такой сексуальный, полный жажды, как и мой, который срывается с губ. В фильме Джонни спал, но я-то бодрствовала. В комнате светло. Рука на моём клиторе тоже реальна. Это моя рука. Медленно нарастал оргазм, мышцы живота сжались в напряжении. Это тоже реальность. Я лежала в кровати, пальцы при мастурбации окутал влажный жар. И это реальность. И кульминация, которую я, наконец-то, достигла, тоже была реальной.
В начале шестого я собралась уходить. При моей болезни не запрещено гулять. Дорога до кофейни достаточно длинная, чтобы холодный воздух разогрел мою кровь. Я заела сладостями стресс, сняв, тем самым, телесное напряжение. Кусок пирожного или сладкий латте могли разрушить этот эффект, но мне всё равно. Я нуждалась в сахаре и кофеине.
– Привет, – я бросила на Карлоса короткий взгляд. – Ты здесь живёшь?
– Бесплатный доступ в интернет, – пожал тот плечами. – Экономит мне пятьдесят долларов в месяц. Более чем достаточно, чтобы компенсировать стоимость кофе и пончиков.
– Тогда ты явно ешь недостаточно пончиков и пьёшь недостаточно кофе.
Он опять пожал плечами и указал на ноутбук.
– Если я смогу продать свой роман, то буду угощать тебя латте до конца жизни.
– Замётано, – я стянула перчатки и сунула их в карман куртки, которая не слишком подходила для холодной погоды, но… ну, да, пальто вместе с любимыми джинсами где-то потерялись. Я оглядела почти пустую кофейню. – Кто сегодня приходил?
– Твоего друга не было, если ты об этом, – Карлос одарил меня самодовольной улыбкой.
Я её проигнорировала.
– А Джен?
– Тоже не видел. Ты её лучшая подруга, а не я.
Широким жестом я вытащила мобильник и отправила ей сообщение, не намерена ли она прийти.
– У тебя вообще есть друзья?
– Туше, – улыбка Карлоса стала гораздо дружелюбнее.
С ухмылкой я направилась к прилавку за двойным латте с белым шоколадом и мятой и пирожным. Кнопки на джинсах громко затрещали в знак протеста, но меня они не волновали. Сахар и кофеин помогали мне при прошлых приступах, но стоили дополнительных часов на домашнем тренажёре.
Только я устроилась за столиком в дальней части кофейни, как завибрировал мой телефон. Лишь благодаря Святому покровителю мобильных телефонов, я не потеряла дорогой айфон вместе со шмотками. Джен сообщала, что уже в пути. У меня отсутствовала уверенность, что надо ей сказать о «Ночи ста лун». Вряд ли я смогу посмотреть фильм ещё раз. Пожалуй, просто дам ей его посмотреть.
Я пила маленькими глотками горячий, сладкий кофе и откусывала кусочки корицы с пирожного. И разглядывала людей. Кофейня являлась идеальным местом для наблюдения, так как находилась в самом сердце жилого квартала. Колоритная публика. Модные хипстеры держали под ручку старушек с накрашенными красной помадой губами и в леопардовых шубах. Мелькнули несколько знакомых лиц из числа моих немногочисленных здешних приятелей. Гаррисберг – маленький городишко, хотя моя мама и утверждала обратное.
Джен, наконец-то, появилась, с разрумянившимися щеками, горящими глазами и широкой улыбкой на лице. Мне пришлось улыбнуться в ответ. Я уже доела пирожное, а кофе оставалось полчашки. И то, и другое пробудило во мне дух жизни, тело зудело, но, к счастью, отсутствовал аромат апельсинов. И мир не вращался. Конечно, не было и Джонни.
Но все мои мечты сводились лишь к нему одному. Даже если мне придётся вернуться в темноту. Эта мысль меня не напугала и даже особо не удивила.
– Что-то случилось? – спросила Джен, когда я встала и обняла её в приветствии, которое предназначалось только хорошим друзьям. – Ты выглядишь смущённой.
– Я… Нет, у меня всё в порядке. Устала немного. Я сегодня не была на работе.
Джен отпустила меня и нахмурилась.
– Боже сохрани! Ты простудилась?
– Нет.
Подруга наклонилась вперёд.
– Проблемы дома?
Я засмеялась.
– Нет. Просто устала. И голова сильно болит. Считаю, что посидеть денёк дома, полезно для здоровья.
– Мне тоже надо отдохнуть. От детей из садика, их вечно текущих носов и испачканных пелёнок.
– О, а я-то полагала, что дети мира в надёжных руках.
Джен покачала головой.
– И о чём я думала, когда устраивалась на работу в детский сад? Ну, да, я считала, что там хорошо работать. И я люблю детей. Я имею в виду, я люблю своих племянников и племянниц, и моя матка, возможно, высохнет и выпадет, прежде чем я кого-нибудь встречу, с кем сделаю собственного…
– Ой, прекрати. Сколько тебе лет? Двадцать пять? Двадцать шесть?
– После двадцати пяти жизнь идёт под уклон, Эмм, – Джен произнесла эти слова таким серьёзным тоном, что даже я в них поверила. Потом она расхохоталась.
– Фу, какой ужас!
Джен отмахнулась.
– У тебя всё в порядке.
– Всё в порядке, в смысле, что я уже старуха?
– Сколько тебе лет? – она стянула пальто, повесила его на спинку стула, но не села.
– Скоро будет тридцать два.
– О, – она на минутку задумалась. – Ну, полагаю, ты сможешь усыновить ребёнка.
– Старая корова, – крикнула я ей вслед, когда она направилась к прилавку.
Спустя пару минут Джен вернулась со своей чашкой за наш столик и выразительно посмотрела на меня.
– Ты понимаешь, что я просто развлекалась?
– Да, скорее всего. Всё нормально. Но я не знаю, хочу ли ребёнка.
– Правда? – девушка подула на кофе, чтобы чуть его остудить, потом отхлебнула, но отдёрнулась. Наверное, обожгла язык.
– Нет, – я не рассказывала ей о проблемах с моим мозгом. И не была уверена, разумно ли что-то менять. – В данный момент мои мысли заняты другим.