– Итак, ты поцапалась с парнем. Но он не мальчик. Значит, с мужчиной, – голосом педанта объявила мама.
– Ах, да. Он взрослый мужчина. Не мальчик. Совсем не мальчик, – я наморщила лоб, когда вспомнила, как Джонни называл меня девочкой.
– Думаю, всё в порядке. Тебе уже за тридцать. Самое время встречаться с мужчинами, сказала бы я, – заулыбалась мама. – И, как он?
– У нас не складывается. Я имею в виду, он мне очень нравится… – я вздохнула и откашлялась, чтобы избавиться от чувств, которые меня переполняли. – Я ему не нравлюсь.
– Значит, он – идиот.
– Фу, мама. Спасибо. Но думаю, ты слишком пристрастна.
Она улыбалась, выскабливая содержимое своей кружки.
– Мне всё равно. Я твоя мать. Мне позволено говорить, что какой-то парень, прости, мужчина – идиот, если ты ему не нравишься. Как его зовут?
– Джонни.
Она фыркнула.
– Это имя не для мужчины.
– Оно… полагаю, с давних времён к нему прицепилось, и все знают его под этим именем. Не думаю, что его зовут Джоном. Он просто… Джонни. Ему идёт это имя.
– Ты уверена, что не нравишься ему?
Я думала о том, как он просто ушёл и оставил меня голой в пахнущей сексом кухне.
– Да, уверена.
– Он идиот. Забудь о нём.
– Не уверена, что смогу, мама. Он неповторимый.
– Ни один мужчина не является неповторимым, – ответила она с хмурым взглядом.
Я вздохнула.
– Он такой.
– Ох, Эмм, дорогая, я ненавижу, когда ты так говоришь. Почему ты принимаешь всё так близко к сердцу?
Моё горло болезненно сжалось.
– Боже, мама, где твоё сочувствие?
– Я тебе уже сказала, что он идиот.
– Сказала, этого достаточно.
– Но тебе он нравится. Это видно.
– Он… другой. Невероятно талантливый. Много поездил, много всего пережил и испытал. Рядом с ним, мама, я чувствую себя последней невежей. Ну… как девочка.
– Ты и есть девочка, – заметила она.
– Я – женщина, – возразила я.
Мама смотрела на меня с нежностью в глазах.
– Я это знаю, милая. Неповторимых парней или мужчин не бывает, ты это почувствуешь.
«Я люблю маму!»
– Я знаю, но не могу по-другому. Он просто… Как глупо! Он глупый! Глупый Джонни Делласандро!
Мама хихикнула, но быстро замолкла.
– Почему-то это имя кажется мне знакомым.
– Он художник, – я знала, что это ей ничего не скажет. – У него галерея в Гаррисберге. Она называется «Оловянный ангел».
– Нет, не поэтому, – мама вытащила пакет бумажных платочков и начала вытирать пальцы.
– Он был… актёром, – нерешительно продолжила я.
У неё глаза на лоб полезли.
– Кто-то знаменитый? Как Том Круз?
– Не такой знаменитый, но достаточно, – я вспомнила о статьях, сайтах и фанатах. – Кроме того, это было давно.
– Как давно? – она недоверчиво смотрела на меня.
– Эээ… в семидесятых.
Мама откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
– Полагаю, он не был ребёнком-актёром?
– Нет.
– Ох, Эммелин, – наморщила она лоб. – А это случайно не тот мужчина из ночных фильмов по кабельному телевиденью? Тот, кто своё… ну, сама знаешь что, показывает?
– Ах…
– Эммелин Мэри Мозер, – растерянно воскликнула мама.
Не важно, сколько тебе лет, но, когда слышишь своё полное имя, значит, тебя ждут неприятности.
– Не верю.
Мама подвинулась на стуле поближе и понизила голос, будто говорила о чём-то непристойном.
– Он должен быть ровесником твоего отца. Это, по меньшей мере!
– Это не так! – возразила я. – Папе пятьдесят девять, а Джонни только пятьдесят семь.
– Боже мой! – мама прижала руки к груди. – К счастью, он не любит тебя. Он не должен тебя любить. Если бы он это сделал, то был бы больше, чем идиотом. Он был бы… педофилом.
– Мама!
– Он слишком старый для тебя, Эммелин.
– Мама, – произнесла я, как можно спокойнее. – Мне уже почти тридцать один. Мой возраст вряд ли сделает его педофилом.
– Тем не менее, он для тебя старый, – упрямо настаивала мама.
Я наморщила лоб.
– Если бы я встречалась с женщиной, ты бы не находила в этом ничего ужасного, но со старым мужчиной – это плохо?
На мгновение она растерялась. Её взгляд помрачнел. По крайней мере, она ругалась со мной, а не душила своей заботой.
– Я ему не нравлюсь, – повторила я уже, наверное, в тысячный раз.
А затем подумала, как же сильно он меня не любил, когда ласкал пальцами и доводил до оргазма.
Чтобы не покраснеть, я уставилась на свой растаявший йогурт. Некоторыми вещами мне не хотелось делиться с мамой. Никогда. Несмотря на сильную любовь и взаимопонимание. Я заставила себя съесть ложку невкусного, раскисшего йогурта.
– Тебе он действительно нравится? – мама знала меня слишком хорошо. Порой это сильно раздражало.
– Ну, да. Да. Я тебе уже говорила…
– Он какой-то особенный. Я знаю. Но не все ли она поначалу такие?
Я подняла на неё глаза.
– А разве они такими не остаются?
Мама заулыбалась, её лицо приняло мечтательное выражение.
– Некоторые остаются. Я, например, твоего отца до сих пор нахожу очень сексуальным.
Я наморщила нос.
– Эй, послушай, я не твоя лучшая подруга. Ты сейчас говоришь о моём отце.
Мама засмеялась.
– Ты спросила.
Я радовалась, что их брак оказался счастливым. Он делал меня счастливой дочерью, чьи родители любили друг друга. Как хорошо, что это так!
– Пошли. Раз шоколад не поднимает тебе настроения, значит, поможет небольшой шоппинг, – мама встала, чтобы выбросить мусор. Я тоже поднялась.
– Ладно. Ты хочешь, чтобы я разорилась.
– Эмм, этот простой способ заставить меня купить тебе туфли перестал работать ещё в восьмом классе.
Я заулыбалась и ласково посмотрела на маму. Потом мы собирали её пакеты и продолжали прогулку.
– Нет, не думаю.
– Не рассказывай об этом папе. Он балдеет от предстоящего путешествия.
Я действительно не хотела, чтобы мама покупала мне какую-нибудь обновку, но приятно знать, что её можно к этому склонить.
– Почему он балдеет?
Мама начала мне что-то рассказывать, но моё внимание привлёк маленький киоск. Я проходила мимо него уже тысячу раз, не удостаивая вниманием. Мне не нужны ни кожаный ремень ручной работы, ни плетёные из кожи браслеты. Но сегодня… сегодня всё было по-другому. В последнее время такое происходило часто.
– Подожди немного, – пробормотала я маме. Она всё ещё говорила и тащила меня в книжный магазин. – Мам, подожди.
– Привет, – поздоровался парень за прилавком. Красавчик, чёрная чёлка в стиле эмо зачёсана на одну сторону, на глазах намёк на подводку. Это уже долгое время не вызывало у меня «бабочек в животе».
Сейчас продавец казался мне слишком юным.
– Привет, – ответила я. – Можно мне это посмотреть?
Я указала на заколку. Кожа в двух местах имела отверстия, сквозь них продет стержень. Совсем не похожа на мои обычные заколки. Я ими не пользовалась. Но в моём мозгу отложилось, что следовало бы ею обзавестись, потому что во время приступов у меня была именно такая.
– Конечно, – одним пальцем он снял заколку с полки и протянул её мне. – Можно сделать индивидуальный вариант.
Я взяла заколку и на мгновение застыла. Парень оглядел меня с головы до ног. Мне понравился этот взгляд. Очень понравился. Так меня не разглядывали с… ну, да, последний раз меня так разглядывали во время моих блужданий в темноте. Я наморщила лоб.
– Мне это не нужно, – я вставила деревянный стержень в отверстия, снова вытащила, пытаясь вспомнить, какая была у меня заколка во время приступа, такая или нет. Тогда я не обратила на неё особого внимания и не помнила, какого она дизайна.
– Вам очень подходит, – голос парня звучал на редкость честно. – У вас очень красивые, густые волосы.
– Спасибо, – сказала я спустя секунду и притронулась к хвосту, который свисал мне на плечи. У меня действительно густые волосы, возможно, даже слишком густые для обычных резинок. Они рвались в самые неподходящие моменты. – Я её беру.