– Ты давно не появлялась в галерее.
Джен замерла в недоумении.
– Я, эээ…
– В ближайшие месяцы я представлю новых художников. Ты тоже должна принести мне что-нибудь из своих работ.
На сей раз мы обе издали удивлённый визг. Но Джонни не разозлился, он терпеливо ждал ответ.
– Ох, конечно! – голос Джен звучал нерешительно, но её улыбка стала шире. – Да, с удовольствием. Я принесу.
– Занеси как-нибудь вечером на этой неделе. До семи часов я всегда в галерее.
– Супер! Хорошо, – кивнула она и бросила на меня нервный взгляд. – Увидимся, Эмм.
– До встречи.
Когда Джен ушла, Джонни опустился на её стул. Я бросила на него злой взгляд.
– Что это значит?
– Что? – он сдвинул в сторону чашку и положил руки на стол. Пальто он не снял, вероятно, не собирался задерживаться.
– Откуда ты вообще знаешь, что она художница? – пить мне больше не хотелось, и я размешивала наполовину растаявшие мятные шарики.
Брови Джонни поползли вверх. И уголок рта. Я ненавидела эту улыбку. Она манила улыбнуться в ответ, а я этого не хотела. Не говоря ни слова, он ткнул пальцем в сторону дальней кофейни, на которой висели фотографии и картины на продажу. Некоторые из них принадлежали кисти Джен.
– Я считала, что они тебя не интересовали, – произнесла я ледяным тоном. – И никогда бы не подумала, что ты знаешь, кто она.
– Ты считаешь, что я не знаю, кто сюда ходит регулярно, а кто нет? – на лице Джонни появился намёк на улыбку. – То есть, я прихожу сюда просто попить кофе и не обращаю внимания на окружающих?
– Именно это я и имею в виду, – мятные шарики раскрошились в моих пальцах, их крошки посыпались в чашку.
– Да, уж, – произнёс мужчина тихим голосом. – Это не так.
Его взгляд оставался равнодушным. Улыбка стала чуть шире. Но я ни при каких обстоятельствах не желала поддаваться его обаянию.
Затем появился аромат апельсинов…
Мои веки безвольно затрепетали. Я быстро сделала вдох, не преднамеренно, а скорее инстинктивно. Запах усилился. Я поднялась и с такой силой задвинула стул, что его ножки прочертили по полу.
– Мне надо идти.
– Эмм, – Джонни тоже поднялся, – подожди.
Мне некогда ждать. Я погрузилась в темноту, падала вниз кувырком, задыхалась и снова появлялась на поверхности, будто выныривала со дна глубокого озера.
Мне не холодно. Мне жарко. Я стою в ванной комнате, ладони ощущают холодный фарфор раковины. Льётся вода. Меня покрывает пот. Когда я облизываю верхнюю губу, чувствую вкус соли.
Набираю полную пригоршню воды и пью. Большими глотками. Брызгаю водой на лицо. Мне всё равно, что промокнет блузка. Даже джинсы с высокими разрезами спереди все мокрые. Я разглядываю в зеркале своё отражение. Дикий взгляд, кожа, покрытая каплями воды.
Я медленно поворачиваю голову и оглядываюсь. К сожалению, отсутствует календарь, который подскажет дату, но занавеска в душе с геометрическими узорами в коричневых, зелёных и оранжевых тонах даёт мне подсказку. Всё ясно, это приступ. Ещё минуту назад я находилась в кофейне, готовая штурмовать двери и думать: «Шёл бы ты куда подальше, Джонни Делласандро, ты, высокомерный ублюдок!».
Но сейчас, во время приступа, переспать с ним одно удовольствие. Я вытираю руки о довольно грязное полотенце и открываю дверь из ванной. В центре комнаты кровать. На ней, на разрытых простынях лежит совершенно голый Джонни.
– Привет, детка, – запинается он и оглядывает меня с ног до головы. – Почему ты оделась?
Я в недоумении.
– Я…
– Чёрт, – смеётся он. – Сэнди очень разозлится, что ты надела её шмотки. Но рубашка на тебе сидит лучше. У неё для этой рубашки маленькие сиськи.
Меня до сих пор разбирает злость. Это высказывание не улучшает моего настроения. Я упираюсь рукой в бедро. Мне всё равно, что это лишь приступ, а скандалю я сама с собой.
– А что делают шмотки Сэнди в твоей ванной? Почему эта шалава ходит туда-сюда, будто это её дом? Будто ты её собственность? Ты предлагаешь улечься мне рядышком?
Джонни усаживается и не предпринимает даже попытки, прикрыться.
– О чём, чёрт возьми, ты говоришь?
Мне тяжело дышать. Я немного дезориентирована, поэтому хватаюсь рукой за дверной косяк.
– О ней, о Сэнди. Твоей жене. Ты помнишь о ней?
– Я тебе уже говорил, что мы разошлись, – он встает и босиком двигается в мою сторону.
У него божественное тело. Джонни убирает волосы с лица и притягивает меня к своей груди, чтобы поцеловать.
– Не сердись, детка, – бормочет он мне в губы. – Давай, раздевайся. Иди обратно в постель.
Обеими руками я упираюсь ему в грудь, он отступает на шаг.
– Нет.
Лицо Джонни мрачнеет.
– О, Боже, детка. Ты приводишь меня в замешательство. Ты исчезаешь в ванной с лучезарной улыбкой, а когда возвращаешься, то выглядишь так, будто хочешь меня убить.
– Как давно это было? – спрашиваю я.
– Мы с Сэнди расстались приблизительно год назад.
– Я не об этом. Как давно я ушла в ванну? – разговор даётся мне с трудом, язык заплетается.
– Не знаю. Пять, десять минут?
– О, Боже! – я не только могу возвращаться в мир, который создала из своих фантазий и интернет-сайтов, оказывается, я ещё могу совершенно неожиданно в него погружаться и снова исчезать.
Я тащусь обратно в ванную, опираюсь на раковину. Желудок сводит судорогой, и меня выворачивает наизнанку. Наверное, сейчас из меня выливается мятно-шоколадный латте. Мои веки полуприкрыты, я почти не вижу Джонни, но слышу его шаги по плиткам, затем чувствую на плече его руку. Не открывая глаз, нащупываю кран и открываю на полную мощность холодную воду. Я подставляю ладони под струю, затем прикладываю их потом к щекам и ко лбу.
– Всё в порядке? – пальцы Джонни успокаивающе поглаживают меня по спине. – Что случилось?
– Жара. Всё дело в ней, – вырываются у меня, и я удивляюсь, зачем лгать.
– Выпей глоток, – поглаживания по спине продолжаются.
Без его прикосновений я чувствовала бы себя лучше, но мои пальцы вцепляются в раковину. Долго стою, не двигаясь, потом понимаю, что позывы к рвоте прошли. Снова брызгаю водой в лицо и поворачиваюсь к нему, вся покрытая каплями.
– Что это, Джонни?
– Что что? – он снимает с крючка полотенце, нежно промакивает им мои щёки. Затем поднимает мне подбородок, смотрит мне в глаза и целует в лоб. Парень прижимает меня к своей груди и обнимает. Мне без разницы, что объятия слишком жаркие, и его голая грудь, вспотевшая прилипает к моей щеке. Я прижимаюсь губами к его коже, ощущаю вкус соли и секса.
– Здесь. Мы.
Он смеётся.
– Я не знаю. Что ты хочешь, чтобы было что?
– Я хочу, чтобы было всё, Джонни, – мой голос звучит боязливо.
– Эй, – говорит он, – эй, тихо.
Я не плачу, а дрожу от напряжения, и Джонни должен думать, что я рыдаю. Его объятия успокаивают. Как несколько дней назад в его кабинете, только намного лучше. Так как я знаю, что если его поцелую, то он замкнётся.
– Почему это не может быть? – спрашивает он спустя минуту.
Жара в ванной комнате невыносимая. Тяжело дышать. Разговаривать тоже.
– Потому что здесь всё не реальное.
– Эй, – он легонько отодвигает меня, но рук не разжимает и держит крепко. – Не говори так. Я здесь, ты здесь…
– Нет, – я качаю головой, моя рука скользит по его груди, по животу. – Ты не здесь, я тоже. Здесь вообще всё не реальное.
– Это как? – он склоняет голову и дарит мне слабую улыбку. – Для меня это реальность.
Его рука проникает под мою блузку, проводит по животу.
– Это тоже.
Он берёт меня за руку и направляет её к своему возбуждённому члену.
– И это тоже реальность.
Я отстраняюсь от него и отворачиваюсь. Раковина за моей спиной лишает меня любой возможности побега.
– Конечно, ты ощущаешь себя реальным. Для себя самого ты всегда настоящий. Проблема, Джонни, в том, что всё, происходящее здесь, разыграно в моей голове. Я всё придумала. Все события происходят лишь в моём мозгу.