Оставленные туфли.
Кукловод, девушка, которая стала женщиной,
Она приходит и уходит.
Она создаёт и разрушает нас. Её волнуют галлюцинации,
Она та, кем она становится.
Она может быть всем, кем захочет. Эммелин.
В поэзии я разбираюсь не больше, чем в искусстве, но это стихотворение не слишком радует мой слух. Очень высокомерное и напыщенное, так дети-готы читают друг другу стихи, пока подводят глаза и дискутируют о бытии. Люди процитируют стихотворение Эда в своих блогах, не зная его истинного смысла.
– Это ничего не значит, – с кислой миной произношу я.
– Нет? – голос Эда удивлённый, он ещё раз проводить пальцем вдоль строк. – Ты права. Эти грёбаные строки не значат ничего.
Потому что он их не писал. Это сделал мой мозг во время приступа. А так как я не поэтесса, стихотворение выходит дурацким. И правдивым. Я кукловод, который дёргает за ниточки. Я всё создаю и разрушаю. И хочу остановить эти творения.
Хочу всё разрушить.
И разрушаю.
Яркий свет. Бормотание. На моей голове лежало что-то мягкое, что-то кольнуло в руку. Другую руку мёртвой хваткой держали чьи-то пальцы.
– Привет, – рядом с моей кроватью раздался тихий голос Джонни. – Ты проснулась.
– Что? – я попробовала встать на ноги, но мне в нос ударил запах больницы, от которого я чуть не задохнулась.
К иголке в моей руке присоединена капельница. Джонни пытался меня успокоить. Я тот час же замолкла и упала на подушки. На мне до сих пор одежда, в которой я была на вечеринке, значит, прошло не слишком много времени, иначе бы меня переодели в больничную одежду. В горле пересохло, но прежде чем я смогла задать вопрос, Джонни передал мне стакан воды с соломинкой.
Я осторожно отпила.
– Что случилось? Где мои родители и все остальные?
– Твои родители, наверное, сидят в комнате ожидания. Остальные разъехались по домам. Джен хотела остаться здесь, но я убедил её друга, забрать её домой. Я потом ей позвоню и скажу, что с тобой всё в порядке.
– Проклятье, – пробормотала я. – Я опять ушла в темноту, да?
– Да, детка. Так и было.
– И на какое время на сей раз?
– Часа на три. Твоя мама не стала долго ждать, как я в прошлый раз, – Джонни со смехом покачал головой. – Ты не пробыла в отключке и десяти минут, как она вызвала скорую помощь.
– О, Боже! – застонала я и прикрыла глаза рукой, к которой была подключена капельница. Это оказалось ошибкой, движение потянуло за собой иголку, руку пронзила боль. – Вот дерьмо!
– Ты просто ушла, – сказал Джонни.
Я разглядывала его сквозь пальцы.
– Просто? Звучит не слишком успокаивающе. Если только ты считаешь лучшим, рухнуть с пеной у рта и непроизвольно описаться. По сравнению с этим, моё состояние просто великолепное.
Мой голос сорвался от слёз. Джонни поднялся и нежно поцеловал меня, хоть я и пыталась отвернуть голову. Но он всё равно поцеловал меня и убрал мне со лба волосы. Мужчина целовал мои губы, щёки, потом крепко сжал руку.
– Они проведут небольшое обследование. И тебе, возможно, придётся остаться здесь на ночь.
– Нет, – сказала я. – Ни в коем случае.
– Эмм, – увещевал он меня.
– Я не останусь. Ты же знаешь, что они в любом случае ничего не смогут сделать, Джонни, – он ничего не знал, да мы почти и не вдавались в подробности моей проблемы. Тем не менее, он нехотя кивнул. – Тогда я потеряю права, тогда я потеряю… я всё потеряю.
– Не всё, – тихо произнёс Джонни. – Меня не потеряешь.
Я заплакала. Он сидел рядом, держал меня за руку, протягивал носовой платок. Но рыдала я не долго. Для таких ситуаций, как эта, у меня просто не осталось слёз. Когда всё закончилось, Джонни снова меня поцеловал. Кое-что бросилось мне в глаза.
– Они разрешили тебе побыть со мной? Ни маме, ни папе?
– Они сказали, то есть, сказала твоя мама, что я должен остаться с тобой.
Я заморгала, распухшими от слёз, веками.
– Ты шутишь.
– Нет, – усмехнулся Джонни.
– Ты действительно ей понравился, – прошептала я и снова разразилась слезами.
На сей раз плач длился несколько дольше, и Джонни снова протянул мне новый носовой платок, когда актуальный промок и скомкался. Он также подал стакан с водой, помог мне попить, хоть я и не инвалид. Потом мужчина отправился в ванную комнату, вернулся оттуда с влажной тряпкой, чтобы я могла протереть ей лицо.
Как и говорилось, мне провели обследование, которое продлилось до глубокой ночи. Несколько раз у меня брали кровь. Назначили компьютерную томографию, для которой сначала требовалось вызвать техника. Моего согласия на неё так и не получили, хотя главврач чуть не тащил меня силком. Я обладала многолетним опытом общения с врачами и больницами, и знала, как оказать сопротивление. Обследования, в любом случае, результатов не принесут. Мне назначат какие-нибудь таблетки, подержат некоторое время в больнице. Медицинская страховка на несколько тысяч долларов позволяла, тем более значительную часть этой суммы я смогу вернуть.
– Я хочу домой, – полная решимости, заявила я врачу. – Посмотрите мои документы. Такое происходило часто, и, возможно, произойдёт в будущем.
Это признание я ненавидела.
– У меня есть с кем остаться, – я бросила взгляд на Джонни, он кивнул. – Я не езжу на машине. Если вы хотите, я могу подписать отказ от медицинской помощи по собственному желанию.
Уставший врач выглядел чуть старше меня. Он потер глаза и щетину на подбородке и тяжело вздохнул.
– Хорошо. Сейчас подготовлю документы на отказ, – и показал на меня пальцем. – Но, если вы умрёте, я вас убью.
Никогда бы не подумала, что смогу сейчас рассмеяться. Но я рассмеялась.
– Замётано.
Мои родители ждали нас в приёмной. Папа устал, мамино лицо – белее мела. Я подготовилась к тому, что она настоит, остаться со мной или того хуже, заберёт меня с собой. Но мама лишь крепко обняла меня, потом убрала руки и посмотрела на Джонни.
– Позаботьтесь о ней, – сказала она.
– Да, мэм, – Джонни приобнял меня за плечи.
Но это было ещё не всё. Честно говоря, я просто не могла поверить. Я последовала за родителями к их машине, припаркованной рядом с автомобилем Джонни. Мама направилась к водительскому месту, Джонни сел в свою машину и включил печку, чтобы немного прогреть салон.
– Мама, – сказала я.
– Эммелин, – последовал ответ. – Этот мужчина… твой Джонни…
– Я не могу поверить, что ты разрешаешь мне уехать вместе с ним.
Она крепко обняла меня. Я не вырывалась.
– У меня нет выбора, – прошептала мама мне на ухо. Она обеими руками взялась за моё лицо и слегка придержала, чтобы посмотреть мне в глаза.
– Почему нет?
Мама покачала головой и перевела взгляд на сидевшего в машине Джонни. Лоб наморщен, на лице смешанные чувства. Она подавила рыдания и попыталась снова взять себя в руки. Нелегко наблюдать, как она сдерживала слёзы, но мне удалось получить свободу. Мама ущипнула меня за щёку и отпустила.
– Он хороший человек. И раз я не умерла от переживаний за тебя, то уверена, что ты захочешь рядом с собой видеть его, а не меня. Итак… я отдаю тебя ему. Но ты позвони мне завтра утром, хорошо? – она погрозила мне пальцем и ещё раз заключила в объятия. – О, моя дорогая девочка! Это убьёт меня, но…
– Спасибо, мамочка, – шепнула я ей на ухо, и мы снова обнялись. – Спасибо.
– Позвони мне, – мама оторвалась от меня. – Утром.
– Хорошо.
Она кивнула, и последний раз прижала меня к своей груди. Затем она села в машину, заблокировала дверцу. Я видела, что она разговаривала с папой, но не могла слышать о чём. Джонни вышел из своей машины, подошёл со стороны пассажира и открыл мне дверцу.
– Ты – джентльмен, – сказала я, когда он снова сел на водительское кресло.
Мужчина посмотрел на меня.