– Это одна из причин, почему мы дружим, – указала я на её пижамные штаны с изображением уток. – Ты приходишь всегда во всеоружии.
Джен засмеялась:
– Знаешь, дорогуша, я так долго не ходила в поношенных штанах. Ужасно долго, могу тебе сказать.
– А вы с Джерадом не одеваете по вечерам одинаковые пижамы?
– Ещё нет. А вы с Джонни-то вообще надеваете дома брюки?
Смеясь, я распаковала картонную коробку с куриными крылышками, которая стояла на журнальном столике.
– Иногда. Если мы не слишком заняты, тогда нам не до брюк.
– Ну, ну, – ухмыльнулась Джен. – Давай, колись. Понимаю, что это ужасно, но я хочу знать все грязные детали. Я имею в виду все.
– Знаешь, баш на баш, – я открыла бутылку пива, восторженно разглядывая, как из бутылочного горлышка вытекала белая пена. – Только из чувства справедливости.
– Дорогая, я уверена, что мои подробности не столь захватывающие, как твои.
Я потянулась за куриным крылышком с соусом васаби, облизала капли с пальцев, и с вызовом подняла на неё взгляд.
– Ну, ладно. Джерад на редкость милый.
– Оу, ты же знаешь, что он не Джонни грёбаный Делласандро.
Джен взяла крылышко с приправой «Old-Bay» и вгрызлась в него.
Своё крылышко я отправила на тарелку.
– Ты, правда, не сердишься на меня? Я знаю, ты сказала, что не сердишься. Но… честно, Джен?
Она выглядела удивлённой.
– Бог мой, нет! Я имею в виду, у нас с ним никогда ничего не было, и, кроме того, честно, Эмм… он был лишь моей фантазией. И ничем другим. Я рада, что у вас всё получилось.
Я подумала о приступах.
– Для меня он тоже лишь фантазия.
– Ну,… да, – Джен выглядела сбитой с толку, что меня не удивляло. – Я уверена, что это часть его привлекательности.
Мне очень хотелось поделиться с ней, рассказать хоть кому-нибудь, но только не Джонни. У меня не хватало духа признаться ему, что сначала я влюбилась в его юную копию, а лишь потом познакомилась с ним нынешним. Он мог подумать, что причина только в фильмах и фотографиях, а, на самом деле, это не так. Он должен знать, что я хотела именно его. Хотя… он сам в это не верил.
– Что случилось? – Джен облизала кончики пальцев. – Это… что-то плохое? Я имею в виду… в реальности не всё так хорошо? Скажи, это так? Даже если твои слова разобьют мне сердце, ты можешь мне рассказать.
– Нет, нет, ничего такого. На самом деле, всё гораздо лучше, чем я могла думать, – я сделала глоток пива.
Джен засмеялась.
– О, это, однозначно, самый лучший выбор. Я имею в виду, с Джерадом тоже бывают моменты, когда я ни в чём не уверена, ты понимаешь, о чём я.
– Правда? А почему ты не уверена? А, полагаю, дело в том, что поначалу всегда немного не уверен… Но у вас-то почему так?
– Ладно, болтушка, – перебила меня Джен. – Что случилось? Только теперь честно.
– Мне надо поговорить с тобой о том, что на днях со мной случилось за ужином.
Она замолкла на мгновение, сделала глоток пива и, прежде чем взять новое крылышко, облизала пальцы.
– Твоя мама рассказала мне про несчастный случай. И о твоих припадках.
– Да, только это не настоящие приступы. Скорее, помутнение сознания. Или, как я их называю, приступы. Во время них я ощущаю, будто иду сквозь непроглядную темноту. Обычно он длится пару секунд. Возможно, минуту. Целую вечность уже не было таких длительных приступов.
Джен кивнула, отщипнула кусочек крылышка и отправила его себе в рот.
– Твоя мама говорит, что последние годы ты чувствовала себя хорошо, и рецидив сильно удивил её. Извини, Эмм, но это ужасно.
– Я знаю. Если в течение года будет хоть один приступ, я не смогу водить машину. Джонни отвозит меня на работу, потом привозит обратно, – у меня перекосилось лицо. – Ненавижу всё это. Я думала, наконец-то, я свободна, живу в собственном доме, работаю на хорошей работе… Это, правда, ужасно, Джен. Просто кошмар какой-то.
Она наморщила лоб.
– А сейчас? Как ты сейчас себя чувствуешь?
– Хорошо, – я не лгала. Приступ, который случился со мной ночью, когда мы развлекались с Джонни, остался без последствий. – Я взяла один дополнительный сеанс иглотерапии в неделю и стараюсь снова регулярно медитировать. Это помогает. Сахар и кофе тоже помогают, поэтому я ем много пирожных и пью много кофе.
– Ты счастливица, – усмехнулась Джен.
– Мне выписали дополнительные таблетки, но я их практически не пью. От них меня клонит в сон. Да и они почти не помогают.
– Я тебя не упрекаю. Тем не менее… – Джен опять отгрызла кусок крылышка и вытерла пальцы салфеткой. – Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти. Если я могу тебе чем-нибудь помочь, дай мне знать. Пару раз в неделю я могу тебя забирать с работы или ещё что-нибудь.
Плакать я не собиралась, но от такого предложения на глазах выступили слёзы.
– Спасибо. Поверь, я ненавижу об этом просить.
– Эй, тут нет ничего такого, – подруга повернула голову и сделала успокаивающий жест. – Честно.
Я издала слабый смешок.
– Это только… из-за Джонни.
– Он беспокоится? – она бросила на меня участливый взгляд. – Из-за твоей болезни он ведь не ведет себя, как придурок?
– Нет, наоборот. Он просто потрясающий. Честно говоря, даже слишком. Поверь, меня корёжит, когда я прошу о чём-то тебя. А теперь представь, как я ненавижу просить его, хотя он сам предложил поработать моим шофёром. Я имею в виду, это было ещё до ужина. Он… даже настаивал, – я сделала глоток пива. – Он знает о приступах.
Я рассказала ей историю с печеньем, но кое-что опустила. Не стоило распространяться о том, я нагишом оказалась на пороге своего дома. И, что Джонни вернул мои вещи, она не узнала. Свой рассказ я закончила вечером в галерее, когда Джонни меня заверил, что ничего плохого не произошло.
– Ого, – произнесла она после минуты молчания. – Почему ты раньше мне ничего не рассказала?
– Потому что мне было стыдно, – глухо ответила я. – Некоторыми историями нелегко делиться. Прости.
Она отмахнулась.
– Сколько можно тебе говорить, нет тут ничего плохого. Я имею в виду, может, ты что-то и приукрасила, но понимаю, почему ты мне раньше ничего не рассказывала. То есть, Джонни с самого начала знает твою историю, но до сих пор с тобой.
– Да, – я сделала глубокий вдох. – Но есть ещё кое-что. То, чего не знает даже он.
У Джен глаза полезли на лоб, она наклонилась ко мне.
– Даже так?
Я кивнула.
– Когда я погружаюсь в темноту, у меня порой начинаются галлюцинации. Очень натуральные.
– Ого! – Джен уставилась на меня, как зачарованная. – Расскажи мне.
– Сразу после несчастного случая, когда я лежала в коме, мне грезились разные вещи. О многих из них я помню до сих пор, хотя уже обрывочно. Они напоминали передвижные декорации или случайные кадры. Я часто видела сны про доктора.
– Звучит логично, в конце концов, ты лежала в больнице.
Я засмеялась.
– Нет, не о врачах в больнице. О докторе.
– О каком докторе?
– О докторе Кто.
– О чём?
Я снова засмеялась.
– Не о чём, а о ком. Доктор Кто. Научно-фантастический сериал по телевизору. Он носит длинный полосатый шарф. Есть и новая версия. Тебе что-нибудь говорит слово «Далеки»? «Тардис»? (Прим.пер.: Далеки – внеземная раса мутантов из британского научно-фантастического телесериала «Доктор Кто».)
– А, поняла. Я о нём слышала, но не смотрела. Ты мечтала о Докторе Кто?
– И о его длинном полосатом шарфе, – рассказывала я, снова погружаясь в воспоминания. – Он носил длинное тёмное пальто и полосатый шарф.
– Эй, Джонни носит длинное тёмное пальто и полосатый шарф, – бросила Джен.
Я посмотрела на неё.
– Да, я знаю.
– Ты имеешь в виду, что влюбилась в него из-за своих детских грёз?
– Нет, – покачала я головой. – Просто случайное совпадение. Про шарф я помню со времён моего нахождения в больнице. Когда мне разрешили вернуться домой, я довольно часто падала в обморок, порой по нескольку раз в день, но обычно раз в неделю. Через год частота приступов сократилась до раза в месяц. Я часто пропускала школу, а летом нагоняла пропущенный материал, потому что мама решила не оставлять меня на второй год. За это время я прошла добрую сотню тестов, результатов они не принесли, ни один из них не подтвердил повреждение мозга. Итак, меня посадили на лекарства, которые сдерживали приступы. По крайней мере, считалось, что они сдерживали. Я очень хорошо научилась вести себя так, будто знаю, что происходило вокруг меня, даже если во время приступа пропускала пару минут разговора.