– В настоящее время женитьба не относится к теме наших разговоров. Так что, мама, не волнуйся.
Мама фыркнула. Как же мне знакомо такое выражение эмоций!
– Посмотрим.
– В любом случае, дело не в нём. В последнее время у меня нет серьёзных проблем. Напротив. Доктор Гордон сделала ещё одно КТ, но только для проформы. Она не ожидает получить каких-то новых результатов.
– Почему ты тогда плачешь, дорогая?
– Я просто хочу… – теребила я свои изношенные джинсы. – Я не хочу больше жить с вами, но знать, что ты рада моему отъезду, это уже чересчур… Пойми меня правильно, я очень хорошо знаю…
– Эмм! – вскрикнула шокированная мама. – Как ты можешь так думать? Я радуюсь, что ты больше не живёшь дома? За такие слова… тебе надо влепить пощёчину.
Я преувеличенно вздрогнула, хотя знала, что она никогда бы не ударила меня.
– Да, ладно, мам. Ты же знаешь, что я права.
Она положила руки мне на плечи и посмотрела в глаза.
– Я рада, что ты смогла переехать, чтобы встать на ноги и построить собственную жизнь. Я рада, что ты превратилась в обворожительную, независимую молодую женщину, у которой всё под контролем. Но меня огорчает, что ты с нами больше не живёшь. И если бы тебе когда-нибудь пришлось вернуться к нам, ты бы возненавидела эту жизнь больше, чем я.
Мы обе немножко всплакнули, потом засмеялись.
– Если тебе не нужно барахло из коробки, выкини его в мусор, – посоветовала мне мама. – Там такое старьё, о котором ты уже, наверное, и не помнишь. Но без твоего согласия я не хотела его выкидывать.
Я кивнула и полистала бумаги. Старые справки, валентинки. Я с трудом верила, что они сохранили целую кучу игрушек, которые прилагались к детскому меню в ресторанах быстрого питания. В самом низу первой коробки лежала книга.
– О, Боже! – произнесла мама, когда я её вытащила. – Уже сто лет её не видела.
Я взвесила в руке толстую книгу карманного формата с пожелтевшими страницами. Переплёт ещё держался. Полистала её, заметила, что у некоторых страниц загнуты уголки. Бумага на ощупь казалась липкой и пахла плесенью.
– Это моё?
– На самом деле, это моё. Полагаю, в те времена каждый имел издание этой книги. Я часто её читала, когда была беременна тобой, – мама с нежностью вынула книгу из моих рук. – Стихи Эда Д'Онофрио некоторое время были очень популярны, однако нравились мне лишь некоторые. Ну, а если честно, то одно.
Я подняла на маму глаза.
– Какое?
Мама рассмеялась.
– Конечно, «Она бродит ночью», глупышка. Ты ведь его читала? Правда, Эмм?
Я покачала головой.
– Думаю, в школе мы его не проходили.
Она засмеялась и пролистала до самых зачитанных страниц.
– Нет, дорогая. Видишь? «Она бродит ночью». Тогда впервые я услышала твоё имя. Поэтому мы так тебя и назвали.
Мой желудок сжался, а съеденный обед обжег пищевод. Я так резко встала, что книга упала на пол. Я её не подняла. Мама обеспокоенно посмотрела на меня и тоже встала.
– Эмм, что случилось?
– Ничего, – пришлось сесть обратно и взять книгу в руки. Я пробежала глазами по строчкам. Книжный вариант отличался от того, что читал мне Эд во время приступа. Но сходство бросалось в глаза. – Что удивительно, я его никогда не слышала.
– Думаю, слышала, – возразила мама. – Я даже уверена, что читала его тебе. Но это было так давно, что ты, наверное, уже и не помнишь. Во время беременности я часто читала вслух отрывки из этой книги. Обычно я сидела с ней в старом кресле-качалке, которая досталось мне от бабушки. Когда ты лежала в больнице, я тоже читала тебе эту книгу. Полагаю… ну, да, как я думаю, потом мы её больше никогда не читали. Может, мы никогда и не говорили о ней.
– Довольно странное стихотворение, чтобы читать его ребёнку, ты не находишь? – я провела пальцем вдоль строк. – Конечно, это не Шалтай-Болтай.
Мама склонила голову.
– Дорогая, с тобой всё в порядке?
– Да, всё хорошо, – выдавила я улыбку. – Всё хорошо. Правда. Просто я устала. Мне, правда, приятно знать об этом стихотворении, мама. Спасибо.
– Во времена моей юности Эд был знаменитостью, – мечтательно произнесла мама. – Интересно, кем он стал? Ты не могла бы посмотреть в интернете? И выпустил ли он ещё какие-нибудь книги?
Только после смерти. Если я не ошибалась, он не дожил до выхода даже этой книги. Правда, маме я этого не рассказала. Не надо ей знать о приступах, и о том, что Джонни в те годы был лучшим другом Эда Д'Онофрио.
– Другие стихотворения твой отец никогда не любил, – вдруг призналась мне мама. – Только это. Это была его идея назвать тебя Эммелин. Мы не смогли прийти к единому мнению об имени и без конца из-за этого ссорились. Он хотел что-то современное, а я думала, лучше будет старомодное имя. И мы пришли к компромиссу. В классе ты всегда была единственной Эммелин.
– Насколько я знаю, я всегда была единственной Эммелин.
– Да, ты единственная, – сказала мама, обнимая меня.
Позднее, когда мы прощались, а она пообещала мне похудеть и вскоре позвонить, пришёл Джонни. Он принёс с собой, обалденно пахнущую, тайскую еду, и поставил её на стол в центре кухни. Я достала тарелки и палочки для еды, налила нам обоим горячего чая, и пока Джонни открывал контейнер с едой, грела руки о чашку.
Он застукал меня, когда я его разглядывала.
– Что?
– Я просто смотрю.
Он улыбнулся и обошёл вокруг стола, чтобы меня поцеловать.
– И как тебе зрелище, нравится?
– О, даже очень, – я ущипнула его за мягкое место. – И, что я чувствую, тоже.
Он посмотрел через плечо на еду, потом снова перевёл взгляд на меня.
– Ты очень голодная?
– Смотря, какую еду ты хочешь мне подать.
Мужчина взял мою руку, положил её себе между ног.
– Как насчёт этого?
– Меня впечатляет, – заметила я, – что по прошествии стольких месяцев, что мы вместе спим, ты можешь быть ещё таким романтиком.
Джонни очертил моей рукой маленький круг в своём паху, и мы засмеялись. Потом мы долго целовались с закрытыми глазами. Я обняла его и крепко прижалась. Какой сегодня странный день. Присутствие Джонни выделяло его среди череды других дней.
– Что случилось? – бормотал он, опустив губы в мои волосы.
Я ещё крепче прижалась к нему, потом немного отстранилась, чтобы видеть его лицо.
– Я очень молодая?
У Джонни глаза полезли на лоб, а уголки рта, наоборот, опустились.
– Кимми опять за своё?
– Нет. Не Кимми. Я хочу знать, что ты об этом думаешь.
Мужчина с громким вздохом разжал объятия и прислонился к рабочей поверхности стола.
– Ты молодая. Да. Или я слишком старый.
– Тебя это всё ещё беспокоит?
Он смотрел на меня серьёзным взглядом.
– Почему? Или это тебя беспокоит?
– Нет, – я понятия не имела, беспокоило ли меня такое положение вещей или нет. Мне просто хотелось его поцеловать. И прямо здесь и сейчас расстегнуть молнию на его джинсах, взять в рот его член и заставить нас обоих забыть об этом разговоре.
– Эмм, пожалуйста, поговори со мной.
Это хорошо, что он настаивал на разговоре. Лучше всё обсудить, чем замалчивать проблему под маской общественного лицемерия. Как же я его любила, но причину этой любви не смогла бы внятно объяснить.
– Тебя тревожит, что задолго до нашего знакомства я уже много чего о тебе знала?
Джонни развеселился.
– Тебя беспокоит, что ты видела меня голым прежде, чем я перед тобой разделся?
– Да, и это тоже. Как и всё остальное, – он знал, что я смотрела фильмы с его участием и рылась в интернете. Но об этом мы никогда ещё не говорили. – А ты никогда не опасался, что я влезла в твою жизнь только потому, что видела тебя голым?
Джонни снова рассмеялся и приблизился ко мне, чтобы поцеловать.
– Эмм, я хочу, чтобы ты была со мной только потому, что я есть.
– А не из-за того, кем ты был, – пробормотала я.