– Болдырева, что у вас там стряслось?
– Как это случилось, Ник?
– Бедный Стас… Почему он умер, Вероника?
– Ты видела, как это произошло?
От такого количества задаваемых одновременно вопросов у нее закружилась голова. Ника поморщилась и беззлобно обронила:
– Стервятники. Спасибо, что диктофоны не вытащили.
В другой ситуации шутка была бы воспринята и одобрена, но сейчас коллеги жаждали получить информацию, что называется, из первых уст. И неизвестно, что ими двигало больше: скорбь или профессиональный интерес. Игнорируя вопросы и возгласы, Ника протиснулась сквозь толпу сотрудников и вышла из комнаты.
В кабинете главреда кофейный дух смешался с устойчивым, въевшимся в стены и мебель табачным запахом. Сам шеф с неизменной сигаретой в пальцах просматривал материалы. И когда Ника вошла, он, не отрываясь от бумаг, будничным тоном, словно речь шла не о гибели сотрудника, произнес:
– Рассказывай, Болдырева.
– О Стасе?
– Ну о ком же еще. – Шеф наконец-то положил бумаги на стол и посмотрел на Нику удивленно, словно поражаясь ее непониманию. И так как та замешкалась с ответом, нетерпеливо поторопил: – Давай-давай! Мне нужно знать все.
«Мне нужна свежая и подробная информация!» – так обычно распалялся он на летучках. Ника вздохнула и, словно отчитываясь на утренней планерке, рабочим тоном рассказала все, о чем знала сама.
– Вот и все, – закончила она. – Что касается статьи, то напишу ее сегодня, материал у меня с собой. Единственное, надо бы скинуть фотографии с камеры Стаса на мой компьютер.
– Камера у тебя? – приподнял одну бровь шеф. И Ника призналась, что успела спрятать ее в свою сумку.
– Очень хорошо, – без эмоций одобрил главред. – Потом вернем ее жене Стаса. Она, кстати, сегодня с утра звонила: похороны – в пятницу. Мы, конечно, со своей стороны поможем…
Шеф, поджав губы, задумчиво повертел в пальцах новую сигарету, а затем, спохватившись, кивнул девушке:
– Иди, Болдырева. Статью принесешь позже.
Поднимаясь на свой второй этаж, Ника неожиданно услышала всхлипывания и неразборчивые бормотания, доносившиеся из курилки, расположенной под лестницей. Она остановилась и, перевесившись через перила, попыталась в подлестничном полумраке разглядеть того, кто плачет. Узнав секретаршу Валерию Сосновских, Ника торопливо сбежала по лестнице и растерянно остановилась перед девушкой.
– Лерка?
Выглядела Валерия не лучшим образом. Ее лицо, кукольной красоте которого Ника втайне завидовала, было покрыто неровными пятнами румянца, щеки – в грязных подтеках расплывшейся туши, покрасневшие от слез глаза опухли настолько, что превратились в щелки. В пальцах девушка сжимала тлеющую сигарету с выросшим столбиком пепла.
– Ну, чего пришла? Иди, куда шла! – истерично взвизгнула Сосновских и вытерла лицо ладонью.
– Ты плачешь… – развела руками Ника.
– А сама разве не ревела? – с вызовом вскинула голову Валерия. – Ты же ведь была с ним, когда все случилось!
Она бросила сигарету прямо на пол и, закрыв лицо ладонями, завыла. Ника, растерянно хлопая глазами, стояла перед плачущей девушкой, не зная, что сказать или что сделать. Да и какие тут могут быть утешения…
– Расскажи мне, как он умер? Что сказал перед смертью? Он вспоминал меня?! – отняв руки от заплаканного лица, неожиданно выкрикнула Лера.
Ника вздрогнула и неуверенно протянула:
– Ну-у…
– Нет, не надо! Не говори! Я не хочу слушать! Я не хочу слышать о том, что он умер!
И Валерия зажала ладонями уши.
– Лер, пойдем в туалет. Умоешься.
Ника подхватила девушку под локоть. Та, что удивительно, послушалась и, пошатываясь, словно тяжелобольная, побрела в туалет.
Возиться с секретаршей пришлось довольно долго, но в конце концов та немного успокоилась, умылась и нанесла на лицо тональный крем, замаскировавший красные пятна. Ника проводила секретаршу на рабочее место, заварила кофе и, поставив перед ней чашку, спросила:
– Тебя одну оставить или побыть с тобой?
– Оставь меня, – хриплым от слез голосом попросила Сосновских.
– Уверена?
Секретарша кивнула и, судорожно сглотнув, произнесла:
– Спасибо.
Ника пожала плечами и вышла из приемной.
Старательно игнорируя перешептывания и любопытные взгляды, она сделала вид, что углубилась в работу. Пару раз ее отвлекли, приглашая на обед, но Ника оба раза отказалась. Ей хотелось пообедать в одиночестве, не отвечать на бесконечные расспросы сотрудников, которые все еще не потеряли надежды выпытать у нее подробности трагической командировки. Она дождалась, когда комната опустела, выключила компьютер, накинула дубленку и, проигнорировав общую столовую, вышла на улицу. Неподалеку от здания редакции располагалось кафе, в котором, как Ника знала, неплохо и недорого кормили.