Все замерло вокруг: ни шороха, ни шелеста в кронах, за которыми кончался известный мир — по крайней мере, для соседней долины. Ничто не манило стирмирцев вступить под зеленый лиственный полог.
Однако лес и сам по себе был целым миром. В нем рождались и умирали, но главное, здесь дул Ветер, всеединый, всеосвобождающий. Каждому он нес свою весть: семенам — что пора пробиваться из-под мягкой земли, зверью — что пришло время искать пару и заводить потомство. Были в лесу и Великие — они не правили под сенью дерев, но служили Зовущей.
Лесной народ совершенно не походил на людей; при случайной встрече стирмирцы бежали в ужасе, если только Ветер не объяснял, что эти огромные, мохнатые, невероятно сильные создания удивительно безобидны.
Не было в лесу силы большей, чем лесной люд, лишь всеобъемлющий Ветер. Лесной люд не служил никому, одной ей, великой Зовущей Ветер, но и в ее храм они сходились, только следуя беззвучному зову.
Этим утром несколько лесных женщин дергали тростник у ручья — его применяли для разных нужд. Сладкие корни — чудесное лакомство, а из стеблей, если их растирать в руках до тех пор, пока не получатся длинные лохматые нити, ткали рыболовные сети и сумы для фруктов.
Ханса сидела на корточках перед кипой выдернутого тростника и завистливо косилась на смешливую соседку. Та кормила грудью младшего, рядом играл малыш постарше, пытаясь разорвать крепкий буровато-красный стебель. Грапея всегда рожала сильных детенышей, она гордилась тем, что помнит каждого, даже тех, кто вырос и начал жить сам по себе. Ханса обхватила руками плечи — она еще не вошла в возраст материнства, однако всем сердцем желала, чтобы ее первенец был такой же, как у Грапеи.
Едва понимая, что делает, Ханса принялась перетирать тростниковые стебли — ее голову занимали детеныши, радости материнства и каково это будет — делить гнездо с маленьким живым существом.
Тут Ветер запел вокруг нее — и Ханса выпрямилась, разинув рот. Да, будет детеныш, но не только — что-то странное и значительное, что она не успела уразуметь. Ей достанется… она получит… дар, что-то важное. И об этом надо молчать. А еще дар будет не сейчас. Пока неизвестно когда.
Вверх по горной тропе. Начал накрапывать дождь, караванщики проклинали все вокруг, не стесняясь выражений. На скользкой тропе легко споткнуться, а впереди остался самый сложный участок пути. Ну что ж, думал Эразм, кутаясь в плащ, вот вам и ответ. Сегодня все свершится. Этому верзиле, который тащит упирающегося пони под уздцы, недолго осталось ругаться на весь свет, на уставших животных, на распроклятую работу.
Путники наконец достигли почти ровной площадки, где родник разлился в небольшое озерцо. Претус, главный из караванщиков, объявил привал, и все с радостью начали разбивать лагерь. Эразм придержал лошаденку на порядочном расстоянии от ставящихся шатров.
Маг снова издал крысиный стрекот и не слишком удивился, когда ответ донесся прямо из-за спины. Нынешние его прислужники не слишком жаловали дождь, и последние полчаса пути явно не способствовали их благодушному настрою.
Всадник спешился и отпустил повод. Кобыла тут же попятилась в нишу у подножия скал. Ей не хотелось знакомиться с теми, кто сейчас выходил из укрытия.
Этих разномастных тварей объединяло лишь одно — все они были чрезвычайно уродливы. Желто-зеленая кожа, щедро усыпанная бородавками, также не придавала им обаяния. В сгущавшемся сумраке глаза все ярче мерцали золотыми и красными искрами, а из слюнявых пастей торчали буроватые клыки. Все они были лысые, и сейчас шишковатые макушки блестели, мокрые от дождя.
Ноги их сгибались под самыми невероятными углами, однако передвигались твари на редкость быстро. Если бы они стояли прямо (обычно они ходили, сильно ссутулившись), то оказались бы одного роста с Эразмом. Всю их одежду составляли неумело сшитые обрывки шкур да ветхая ткань, готовая вот-вот рассыпаться. Вонь вокруг стояла неописуемая.
Их предводитель, Карш, выскочил вперед. Слова он выплевывал с изрядным количеством слюны.
— Еда! — Длинной когтистой лапой чудовище взмахнуло прямо перед лицом своего самозваного хозяина, на лице которого отразилось лишь презрение. — Жрать, — добавил Карш на всякий случай.
— Разумеется, — согласился Эразм. — Но они вооружены…
Карш еще шире разинул пасть и снова угрожающе поднял когтистую пятерню:
— Мы тоже!
— Не железом, — спокойно напомнил колдун. Карш со щелчком захлопнул пасть.