Она открыла глаза. Ярко пылал костер, вокруг него скакали гоббы. Эразм стоял еще ближе. В руках он держал то, что отнял у Ларларны, и кричал: — Видите, что у меня?! Он станет моей тенью, моим слугой, исполняющим все мои желания! Вы будете почитать его, как моего сына…
Сейчас — да, сейчас! Слава луне, чей закопченный костром лик освещал все вокруг, ее положили на самой границе света и тени, ближе всего к кромке леса. Над ней склонилась Хараска, и Сулерна почувствовала теплоту бабушкиного дыхания.
— Беги, внучка. Мы постараемся их отвлечь. Сулерну все еще мучили боли, к тому же она потеряла много крови. Но осталась еще надежда — и жизнь. Ее ухватили чьи-то руки, и она со стоном поднялась. Жэклин — маленький, отощавший от голода — вел ее вперед.
Было слышно, как вдалеке Эразм нараспев произносит заклинания над новорожденным.
Вперед… кровь сочится между ног, и боль, нескончаемая боль… Кромка леса!
Вдруг позади раздался азартный рев гоббов. Кровь! Все знали, что она привлекает их больше, чем любые другие следы.
Сулерна пошатнулась, и Жэклин подтолкнул ее.
— Вперед, — повторял он. — Вперед! Потом его не стало рядом, и Сулерна рухнула на колени. Вперед — даже если придется ползти! Она поползла. На самой кромке леса до нее донесся голос племянника:
— Именем Ветра!..
За этим последовал такой страшный крик, что Сулерна вновь поползла, пытаясь оградить то, что еще оставалось в ее животе.
Прошлое исчезло без следа. Сохранилась лишь цель, и она тянула вперед, через кустарник и дальше. Самые сильные схватки Сулерна пережидала под укрытием деревьев.
Впереди был свет — не яркий, как безжалостные всполохи огня, а прохладный, будто скользящая поступь луны. Сулерна стонала, но ползла на поляну с огромным Камнем, который манил, манил вперед. Из последних сил она добралась почти до его подножия.
Ее встретил Ветер — и боль затихла.
Изнутри рвалась наружу новая жизнь… раздался детский крик — слабый, недолгий. Сулерна нащупала скользкое тельце и попыталась поднести его к груди, однако ей не хватило сил. Ребенок протянул руку — и коснулся Камня.
Ветер, благословенный Ветер был больше, сильнее, прекраснее, чем во сне; он окутал, обволок ее усталое, умирающее тело…
Высокая тень упала из-за деревьев. Огромной мохнатой рукой Ханса бережно взяла плачущего человеческого ребенка и приложила к груди.
Секунду лесная женщина не отрываясь смотрела на Камень. Мертвое тело родильницы… Когда девочка вырастет, она совершит положенные погребальные обряды. Теперь же ее матерью стала дочь леса.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
17
— САССИ! Сасси! Опять ночные волки научили тебя всяким штукам!
Девушка оглядывалась, но ничего не было видно, только стволы деревьев заслоняли небо и то тут, то там из земли торчали поросшие мхом камни.
— Сассси-и-и!
Девушка уперла руки в боки и приплела к своему голосу голос Ветра — она знала, что никто из лесных людей не может противиться его зову. Хотя, конечно, когда играешь в прятки, это не что иное, как жульничество.
Пушистая малышка неохотно вылезла из идеального укрытия, где ее коричневый мех совершенно сливался с деревом. Она волочила ноги и обиженно хмурила брови, но все-таки подошла к Фалисе. Девушка протянула руки — и Сасси, быстро забыв обиду, побежала обниматься и слушать, какая она хорошая девочка, но все равно нехорошо убегать от Фалисы, которая ищет ее уже почти целое утро.
— Сасси прячется — ты ищешь, — заулыбалась малышка. — Ты плохо прячешься, слишком белая кожа, ее далеко видно. — Она погладила девушку по голой руке. — Тебе нужен мех!
— Да, зимой не помешал бы, — рассмеялась Фалиса. Всю жизнь она прожила с Хансой и только недавно научилась хотя бы частично прикрывать свое тело от холода. Сейчас на ней была пышная юбка из сухой травы с вплетенными там и тут сиреневыми цветами; остальное тело охлаждал и согревал лишь Ветер.
Здесь, в тени деревьев, ее волосы были темными, однако в тех немногих участках леса, где пробивалось солнце, в них сверкали светлые, почти золотые пряди. Фалиса заплетала волосы в косы, чтобы не цеплялись за ветви.
Ее шею украшала гирлянда из сиреневых цветов, достаточно пышная, чтобы прикрыть небольшую упругую грудь. Сейчас, с истинной дочерью леса на руках, она и сама выглядела дикой лесной девой.
Лесные люди не считали года. Когда Фалиса едва стояла на ногах и сразу звала Хансу, стоило той зайти за дерево, ее товарищем по играм был Пипер. Но он рос гораздо быстрее, и скоро настал день, когда Пипер ушел к другим молодым мужчинам. Однако он не забыл о сестре и иногда навещал ее.