Я даже присвистнула от удивления. Арфистка. Редкая специальность.
Он оставил мне сумму, вполне достаточную для того, чтобы я просто сдвинулась с места, записал свои координаты и ушел.
«Всю ночь будет плакать», — подумалось мне тогда.
А наутро я отправилась в филармонию. Предъявляя свой документ, я еще до приезда представителей закона принялась потрошить всех, кто находился там в этот час, на предмет адресов кассирш и билетеров. Мне необходимо было узнать, кто и каким образом покупал билеты в филармонию, не показался ли им странным кто-нибудь из входивших или покупавших билеты. Кроме того, меня интересовала сеть распространителей билетов. Кто эти люди и по какому принципу они работают.
Об убийце я знала следующее: он высок и силен (в чем я смогла убедиться, можно сказать, физически, когда он отшвырнул меня на пол), от него почему-то пахнет яблоками, он психически нездоров, у него есть нож, он любит убивать.
Не густо.
Я пыталась связать его выбор места убийства с музыкой, но у меня ничего не получалось. Хотя отказываться от этой версии было пока рано.
В одиннадцать утра я была на другом конце города и звонила в дверь билетерши.
Мне открыла серая невзрачная женщина в домашнем халате. Сожженные химией волосы торчали в разные стороны. Желтые водянистые глаза смотрели с недоверием.
— Частный детектив? А что случилось? Что-нибудь с Кириллом?
— А кто у нас будет Кирилл? — спросила я, следуя за хозяйкой в кухню.
— Это мой внук. Он что-нибудь натворил?
— Вполне вероятно. Но я надеюсь, что пришла все же не по его душу. Вы вчера во сколько ушли с работы?
— Знаете, рано… — Она заметно покраснела. Она была из тех вымуштрованных совдепией людей, которые старались находиться на работе от звонка до звонка и не представляли себе жизни вне заведенного порядка. — Понимаете, зрителей мало, я проверила билеты, послушала немного концерт, джаз я не люблю, мне больше нравятся романсы…
— Ну и?..
— Ну и пошла домой, — сдалась она. — Там оставалась еще Валентина Ивановна, наш администратор. Она, кстати, была не против моего ухода.
— У вас хорошая память?
— Нормальная. А что случилось?
— Сразу после антракта в женском туалете была зверски убита девушка. Убийца, разумеется, находился какое-то время в филармонии. Вот я бы хотела узнать у вас, не заметили ли вы среди зрителей высокого мужчину, одинокого, с лицом… как бы это вам сказать… Словом, такие люди, как правило, практически не ходят ни в филармонии, ни в музеи…
— Я поняла, вы имеете в виду, не видела ли я человека, похожего на преступника? — Билетерша прониклась задачей и теперь изо всех сил старалась помочь мне. — Видела. Я видела двух… нет, трех мужчин, которые были без женщин. Знаете, я человек наблюдательный, мне всегда интересно определить, кто что из себя представляет. Супружеские пары я вижу невооруженным глазом. Одиноких, случайно познакомившихся людей я тоже чувствую. У них взгляды особенные. Они словно присматриваются друг к другу, чуть ли не принюхиваются, а мужчины в таком положении очень сильно экономят в буфете. Боятся лишнее потратить, человека-то еще не знают…
— Значит, вы иногда остаетесь и до антракта?
— Иногда. Особенно когда Зоя, это наша буфетчица, приносит из ресторана мои любимые пирожные, эклеры. Вот я один ем прямо там, на работе, а еще два или три несу домой. Себе и Кириллу. Он их просто обожает…
— Ну и кто же были эти одинокие?
— Это наши постоянные посетители. Холостяки. Один, ему шестьдесят…
— Другой?
— Лет двадцать с небольшим. У него проблема, — она на какое-то мгновение превратилась в типичный образчик ханжи, даже губы надула, сложила руки на животе, и что-то непримиримое появилось в выражении ее лица, — он партнеров себе ищет. Мужчин. Вы понимаете меня?
— Понимаю. Судьба у них такая. А еще кто?
— Храмов. Я его знаю. Бывший режиссер. У него жена в прошлом году умерла. Вот он от тоски и скуки ходит к нам. Мы его без билета пускаем. Наталия Петровна его тоже уважает…
Наталия Петровна — я уже была осведомлена — была второй билетершей. Они работали по очереди. Но иногда, когда Наталии Петровне было скучно сидеть дома, она приходила не в свою смену и помогала Клавдии Михайловне (у которой я сейчас сидела) в гардеробе или даже в буфете. Это был свой мирок со своими простенькими радостями и привычками.
— В филармонию можно войти через другой вход?
— Можно. Если там открыто.
— А вчера, вы не знаете, там было открыто?
— Нет. Точно нет. У них что-то с замком случилось. Они звонили слесарю, вызывали…
— А как выглядит слесарь?
— Высокий, здоровый такой парень, живет рядом с филармонией.
— А как его зовут?
— Миша. Лавров. Он слегка ненормальный. Не в себе.
В моем блокноте было достаточно много имен и фамилий. Миша, хоть он по словам Клавдии Михайловны, был ненормальным, оказался в компании вполне нормальных людей. Две билетерши: Клавдия Михайловна, Наталия Петровна, внук Кирилл, Костя-риэлтер, Даня — несчастная жертва маньяка.
Да, еще Храмов — вдовец, который со скуки ходит в филармонию. А если прибавить к ним с десяток одиноких мужчин, которые просто не попали в поле зрения Клавдии Михайловны, то получается полный ноль. Убийца мог прийти с женщиной или, во всяком случае, сделать вид, что идет с женщиной. Хотя это не так просто изобразить, учитывая, что в зале было всего человек пятьдесят. Скорее всего убийца первое отделение концерта находился в зале, высматривал будущую жертву или просто изнывал от желания кого-нибудь убить, затем наступил антракт, он вышел со всеми в фойе, походил там немного, подождал, когда в женском туалете останется одна девушка, зашел туда — это каким же надо быть внимательным, чтобы вычислить, сколько женщин вошло в туалет, сколько вышло и кто остался! — и убил.
И он не боялся, что кто-нибудь войдет туда? Какая-нибудь заблудшая овца (в виде перепившей фанты студентки, к примеру).
Ведь ему потребовалось минимум несколько минут, чтобы так растерзать Даню.
Я поблагодарила Клавдию Михайловну и помчалась в злополучную филармонию.
Ворвавшись словно ураган в женский туалет — пришлось скорчить мину, при виде которой невозможно не впустить человека в подобное заведение, — я остановилась и начала осматривать помещение. В последней кабинке, где уборщицы обычно хранят швабры, ведра и прочую дребедень, я нашла наконец то, что искала.
Среди этого незатейливого инвентаря я обнаружила только одну швабру, палка от которой соответствовала бы расстоянию между дверной ручкой и самой дверью. Я вставила швабру и закрылась изнутри. А вот и вмятины в палке, свидетельствующие о том, что убийца, прежде чем наброситься на жертву, заперся шваброй, чтобы ему никто не помешал.
Ну и что с того?
Вечером я встретилась со второй билетершей, Наталией Петровной, поговорила с администраторшей, увидела слесаря Мишу. Они ничего не заметили. Публика была самая обычная, много знакомых, постоянных зрителей. Хотя все отметили Храмова и парня-гомосексуалиста, как очень запоминающихся.
Я решила поприсутствовать на вечернем концерте симфонической музыки, чтобы своими глазами увидеть некоторых действующих лиц моего расследования, но перед этим заехала в небольшой частный ресторан, где на убой кормили «новых русских».
Там я встретила своего знакомого, Сережу Климова, бизнесмена, занимающегося сыром. Я знала, что весь сыр, привозимый в наш город из Швейцарии, Голландии и Германии, проходит через его руки. Наверное, он на него уже и смотреть-то не может.
Он пригласил меня за свой столик и угостил… сыром. С плесенью. Я отказалась. Этот продукт я ем под настроение и хорошее красное, преимущественно испанское вино.
— Веришь, нет — кусок в горло не лезет, — говорил он мне с набитым ртом, в котором соседствовали рыба, профитроли с маслом и икра, — и я ему, конечно, не верила, — навещал своего друга в железнодорожной больнице, а там только что девицу зарезали. Как гусыню. Горло перерезали. В процедурной, недалеко от той палаты, где мой дружбан лежит. Кровищи — море. Я сам лично видел. Везде все белое, прикинь: кафель, шкафчики и — кровь… Брр… Тебя не тошнит?