Был только один выход. С помощью условного знака дать понять агенту № 2, что им необходимо встретиться. Правда, это было очень опасно, поскольку в доме агента бывало очень много случайных людей. Бизнес, которым промышлял Храмов, а это именно он был агентом № 2, раздражал Клауса отсутствием вкуса. «Жадность до добра не доведет», — подумал он, припарковывая скромную вишневую «Вольво» к дому агента на следующее утро и наблюдая, как из подъезда выходит один из постоянных клиентов Храмова: чиновник Министерства культуры, рыжий таракан с повадками похотливого маразматика. Кажется, Аркадий.
Клаус заметил, что лицо у Аркадия злое, а походка неровная. Он еще и пьет вдобавок ко всему. Что-то они там, видимо, не поделили.
Интересно, выглянет Храмов в окно — как должен он делать каждое утро в половине двенадцатого — или нет. Если Клаус приезжал к нему на вишневой машине, то они должны были встретиться в этот же день в кафе «Белая лошадь» и обменяться пустыми бокалами из-под пива, в одном из которых будет информация. Если же приедет на белой, то встреча должна состояться на следующий день в филармонии, в антракте.
Клаус простоял положенные двадцать минут и вернулся в гостиницу. Для всех он являлся представителем германской фирмы по производству стирального порошка, об этом же свидетельствовала пластиковая карточка на лацкане его пиджака. Поэтому, наверное, в ресторане, где он обычно обедал, ему всегда старались угодить. Все-таки иностранец.
Когда подошло время десерта, он, подозвав к себе знакомого официанта, спросил, не привезли ли его любимые шоколадные пирожные.
— Привезли. Вам, как всегда, два и кофе с ликером?
Пока он ждал, когда ему принесут сладкое, он наблюдал за сценкой, разыгравшейся на улице как раз напротив его столика. Сквозь стеклянную стену, отделявшую гостиничный ресторан от набережной, он видел целующихся парня с девушкой, и в нем проснулся инстинкт. На девушке было желтое, в красный горох, платье и смешные белые сабо. Длинные рыжие кудрявые волосы ее блестели на солнце. В тот момент, когда парень обнял ее, платье девушки поднялось, оголив стройные загорелые бедра, и Клаус зажмурил глаза.
Ему принесли заказ, но он не слышал официанта. Увидев, что парень убегает в сторону автобусной остановки и девушка стоит одна в какой-то нерешительности, он быстро вышел из ресторана и направился к ней.
Глава 6 Немецкий гость
Сашу Сквозникова я увидела еще издали. Опустив голову, он шел по территории военного училища, больше походившей на ухоженный парк при какой-нибудь дворянской усадьбе. Стриженые газоны, подметенные асфальтовые дорожки, казармы красного кирпича, часовые у ворот.
— Вы меня звали? — спросил он, с удивлением рассматривая мой затрапезный джинсовый костюм и растрепанные волосы.
— Меня зовут Татьяна Иванова. Я частный детектив и расследую убийство девушки, которая погибла при таких же обстоятельствах, что и Катя. Может, слышали про случай в филармонии?..
Теперь он смотрел уже с интересом.
Я показала ему свою лицензию. Но он махнул на это рукой. Я понимала его — смерть невесты выхолостила его душу, все — или почти все — на какое-то время утратило для него свое значение. Зато он явно почувствовал горьковатый аромат мести, исходивший от меня, а точнее — от моей профессии. Ему представлялась возможность докопаться до сути.
— Я бы хотела спросить вас, когда вы в последний раз видели Катю?
— Сегодня, — сказал он и моментально стал белым как бумага.
— До этого.
— Позавчера вечером. Мы договорились встретиться в пять, а в три у нее намечалась примерка. Она хотела меня удивить… И удивила.
— Она не казалась вам чем-то расстроенной, не говорила о каком-нибудь знакомом или просто мужчине, который, скажем, домогался ее?
— Нет. У нее до меня был один парень, скромный такой инженер, но она не любила его.
— Какой он из себя, вы его видели?
— Видел. Он приходил к Кате за кассетами и книгами. Высокий, худой, бледный какой-то.
— Я просто хотела узнать, он мог это сделать? Отомстить?
— Нет. Он тихий и забитый. Он из тех мужчин, которых не интересуют ни деньги, ни карьера, он весь сдвинутый на работе. Катя рассказывала, что он постоянно опаздывал на свидания и оправдывался тем, что была срочная работа. Никогда не дарил цветов, не водил в кафе. Хотя, вполне возможно, что Катю он любил. Словом, он из тех, о ком говорят — не от мира сего.
— А как его зовут?
— Сергей. Белоцерковский.
— А как они расстались с Катей?
— Просто она встретила меня, поговорила с Сергеем и все объяснила. Мирно, без скандалов и оскорблений. Как цивилизованные люди.
— А где он живет, не знаете?
— Раньше жил с матерью, а недавно она умерла, и он переехал, кажется, к родственникам. Я точно не знаю.
— А где он работает?
— На каком-то заводе. Скажите, неужели можно найти в таком большом городе человека, который… словом, этого зверя?
— Можно. Спасибо вам, Саша. Вот вам мой телефон, если вспомните что-нибудь особенное или узнаете — позвоните.
Он кивнул головой и ушел. Я посмотрела ему вслед, и мне показалось, что он за время нашего разговора стал ниже ростом.
Вернувшись домой, я сделала себе бутерброды, сварила кофе и, устроившись с подносом на кровати, стала думать.
Какой смысл встречаться с инженером Белоцерковским, когда я чувствовала, что он здесь ни при чем. Что надо искать психически больного человека, сексуального маньяка, садиста.
Помыв посуду, я вернулась на кровать, достала из-под подушки «Книгу перемен», или «Гадание по ИЦЗИНУ» и принялась подбрасывать монетки. А что еще мне оставалось делать?
Пунктир, две линии, пунктир, линия, пунктир: «Одна из наихудших гексаграмм. Это не тот период, когда стоит приниматься за что-либо. Затаитесь и ждите. Мысли ваши недостаточно ясны. Некто из вашего окружения, занимающий высокое положение, протянет вам руку помощи. Прислушайтесь к советам этого человека…»
Затаитесь и ждите. Ничего себе, а в это время в городе погибнет еще какая-нибудь девушка?
Я достала листок с шифровкой и переместилась за письменный стол. Сняла с полки два тома тщательно изученных мною шифров и принципов подбора ключей.
Я сидела часа три, сопоставляя цифры и их последовательность, пока не прочитала примитивную и совершенно непонятную фразу. «Хлеб. Буква „б“. Контейнер».
Ничего себе задачка. В слове «хлеб» есть, конечно, буква «б», но что дальше? Какой контейнер?
От всего этого у меня разболелась голова.
Иностранец, шифр, контейнер, филармония, два трупа и море крови — да от такой солянки у кого угодно голова разболится.
Позвонили в дверь. Пришел Костя.
— Ну как дела? — спросил он, морща лоб, словно от боли.
— Продвигаются. — На него было больно смотреть.
— Я вспомнил одного парня, которого видел в филармонии.
— Проходи, — сказала я. — Будешь кофе?
Он прошел, и я налила ему кофе.
— Он постоянно крутился около буфета. У него красное лицо, и вообще он выглядел так, словно оказался в этом месте совершенно случайно. Я бы, может, и не запомнил его, но еще в самом начале, перед первым отделением, когда я зашел в мужской туалет, я заметил, что он стоит лицом к стене и гладит кафель. Он что-то шептал при этом. Странно, правда?
— Опиши его.
— Высокий, я бы даже сказал здоровенный. Мощный. Ужасно неприятный. Одет во что-то обычное, чуть ли не в футболку и какие-то серые штаны… Хотя постой… После антракта я видел его уже в куртке. Точно. Зеленая дешевая куртка, такие носят подростки, отстроченная, тонкая…