— Хочу. Потому что предложение, которое мне сделали, меня очень заинтересовало.
— Считай, ты уже получила, — сказала Лилька и махнула рукой.
— Почему ты так уверена? — Евгения резко повернулась к подруге.
— Ну… я же знаю тебя, — Лилька отвела глаза в сторону. — Ты сумеешь победить на любых переговорах.
— Почему ты так решила?
— Потому что ты всегда точно знаешь, чего хочешь. Можешь это сформулировать убедительно и точно. Никогда ни перед кем не стелешься. Ни на кого не давишь.
— Понятно. А ты разве стелешься или давишь?
— Всякое бывает, — Лилька засмеялась, но у нее вышло это надсадно…
Значит, она сказала: «Считай, что ты уже получила»? Но этот разговор был так давно…
Она поежилась, но не могла бы поклясться, что Вадим абсолютно не прав.
— Вы что-то вспомнили? — тихо спросил он.
— Да, но это… другое. Мне удивительно, как вы проанализировали ситуацию.
— Понимаете ли, Евгения… Говорят, если ты видел восход солнца над тайгой, ты уже другой человек. Если ты стоял на краю ущелья, в которое едва не свалился, ты тоже другой человек. Дело не в том, что зрелище завораживает или страх отравляет кровь избытком адреналина. Просто ты меняешься, когда что-то увиденное или прочувствованное перетряхивает слежавшиеся в кучу ощущения, мысли. Когда ты все это разворошишь, ты меняешься. Уверяю вас: вы уедете отсюда другой.
29
Он оказался прав — она вернулась из Сибири другой. Словно почувствовав перемены, люди, которые посылали ее, как она теперь поняла, не просто проверить действие препарата, а именно к Вадиму Васильевичу Зуевскому, куда-то пропали.
Евгения названивала тем, кто нашел ее на благотворительном вечере, но телефон не отвечал. «Недоступен», — сообщал металлический голос. Она спрашивала Алевтину Даниловну Горохову, куда они подевались. Но та отвечала, что сама в тот день видела их впервые.
— Деточка, — говорила она, — за свою жизнь я стольких людей свела друг с другом, что отношусь к этому просто. Вы умная, милая, они умные, милые, к тому же фонд, который устраивает такие приятные вечера, тоже милый. Почему бы вам всем не соединиться?
Евгения чувствовала, что внутри все начинает бурлить. Как же так, а еще ученая дама!..
Когда она рассказала все матери, та только усмехнулась:
— Алевтина — давно вся в прошлом. Если не сказать хуже. Знаешь, есть несколько категорий человеческого возраста. Я не стану перечислять все, но скажу — даже если Нобелевскую премию дают кому-то после семидесяти трех, это не более чем надгробная плита для ученого. Алевтине исполнилось семьдесят восемь.
— Никогда бы не подумала, — удивилась Евгения. — Она делала пластические операции?
— Едва ли, — улыбалась мать, — разве что на собственном характере, но в течение всей жизни. Будь милым со всеми — что-то да получишь.
— Мама, ты никогда со мной так не говорила, — удивилась Евгения.
— Но ты никогда еще не была взрослой, — парировала мать.
— Как это? Ты не знаешь, сколько мне лет?
— Знаю. Но до сих пор они не отражали твой… биологический возраст.
— Ты так уклончиво называешь незрелость моего ума, да?
— Ну, это было бы слишком грубо, — засмеялась мать. Она подошла и обняла дочь. — Ты приехала совсем другая…
— Ты считаешь, семь дней так много для перемен?
— За семь дней мир сотворен. — Мать улыбнулась. — Полистай альбом своего любимого Эффеля, там все нарисовано. Но если говорить серьезно, я верю: иная неделя многих лет стоит.
Евгения вздохнула. Потом высвободилась из объятий матери и сообщила:
— Сибирские морозы прочищают мозги.
— Знаешь, я рада, — продолжала мать. — Я больше не буду чувствовать себя… прости за грубость, — она усмехнулась, желая смягчить слова, которые собиралась произнести: — с голым задом на ветру.
Евгения от удивления даже вздрогнула.
— Именно такое ощущение у одинокой женщины, — объяснила Ирина Андреевна. — Можно быть даже сильной, но без мужской… хотела сказать: спины, но лучше — без мужского бока рядом, то есть без поддержки — именно такое неприятное ощущение. Теперь мы с тобой вместе… С тобой, которая стала уже другой. А поддержка сейчас очень даже понадобится.
— Что-то произошло, пока меня не было? — Евгения посмотрела в глаза матери. И заметила под ними темные круги. Все ясно — ночами мать не спала.
— Произошло, когда ты еще была здесь, — сказала мать. — Но я не хотела тебя расстраивать перед поездкой. Что ты могла сделать или посоветовать? — Евгения уловила некоторую досаду в ее голосе.