– Эта Серефина – не что иное, как наложница господина Гамбьера. Я знаю, что вам это известно. Как вам сама идея – навязать нам ее присутствие на время этого путешествия?! Да она вполне могла бы остаться на острове.
– Может быть, вы и правы, но она слишком белая, – мягко возразила Элен.
– И потому напускает на себя вид... Не знаю, как только вы это выносите, видя их вместе, зная, что они значили друг для друга даже в то время, когда уже готовилась ваша свадьба! Я восхищаюсь вами и вашим спокойствием. Конечно, женщина должна держать голову высоко поднятой и притворяться, что все эти вещи ее не касаются.
– А меня и в самом деле они не касаются, насколько вам известно...
Франсуаза Туссар продолжала твердить свое:
– С одной стороны, принять в свою постель другого мужчину это настоящая месть. Хотя я удивлена тем, что вы выставляете свои отношения напоказ. Такие вещи хороши для Парижа... И более того, я слышала, что Луизиана – это испанская колония, а поэтому дело может и не пойти так, как вам хочется. Я имею в виду ваш отказ Дюрану Гамбьеру.
– Разве?
– Ну, я признаю, что много хорошего можно сказать о Райане Байяре как о человеке и о мужчине, – даже я, в моем-то возрасте, чувствую его привлекательность, – но он же не может сравниться с таким богатым плантатором, как Гамбьер?
– Дюран уже не так богат, как раньше.
– Я счастлива видеть, что вы становитесь реалисткой, но посоветовала бы вам начать принимать меры, или окажется слишком поздно, когда мы прибудем в Новый Орлеан. Белая женщина может опуститься до положения Серефины или даже до положения Жермены у Мазэнов. Знаете, она любовница Мазэна, и уже в течение многих лет.
– Неужели?
– Вам трудно в это поверить? Скандальная история, верно? И это в присутствии его дочери, бедняжки! А эта Жермена – тоже весьма надменная особа! Она свободная цветная женщина со времени первого восстания – так она скажет вам, если вы посмеете назвать ее рабыней. Я бы вам посоветовала не иметь с нею никаких дел. Она проявила крайнюю невежливость, когда я только спросила ее, сколько времени она прожила с молодой Флорой и ее отцом.
– Действительно...
Как ни старалась Элен не поддерживать разговор, но поток злословия не прекращался. От обсуждения и осуждения Серефины и Жермены мадам Туссар перешла к критике цвета волос Эрмины и звука ее голоса, который, как она считала, богат тонами, подходящими для спальни. Походка Жози, как и ее манера улыбаться мужчинам, тоже подверглись нападкам.
– Подумайте только, как-то раз я поймала ее на том, что она строила глазки моему Клоду! Но чего можно ожидать от актрисы?
Элен, дойдя до носа судна, остановилась. И когда эта женщина двинулась обратно, она осталась на месте.
– Вы не идете? – нетерпеливо спросила Франсуаза Туссар. – Если вы останетесь там, ветер испортит вашу прическу, и тогда все матросы на судне станут нежно на вас поглядывать.
Элен дотронулась до короны из кос, приколотой Дивотой шпильками, которые она раздобыла для нее, и сказала:
– Я, пожалуй, рискну.
– О, очень хорошо! Тогда я пошлю к вам Дюрана. Это должно вам помочь.
– Нет! – крикнула ей вслед Элен, но было уже поздно. Женщина решительно удалялась.
Первое, что пришло в голову, – скрыться в каюте Райана. Но это показалось ей трусостью. «На самом деле мне все равно, что подумает Дюран, – боюсь я его или хочу избежать разговора. К тому же было бы лучше поговорить с ним здесь, без свидетелей, чтобы дать ему понять раз и навсегда, что он больше не имеет на меня никаких прав», – спокойно размышляла Элен.
Она стояла, подняв лицо навстречу солнечным лучам, ветру и глядя на дали горизонта, когда за ее спиной раздались шаги Дюрана. Ощущение покоя мгновенно исчезло, и грудь ее сжалась до боли.
– Очень мудро с твоей стороны, что ты послала за мной, – проговорил Дюран, остановившись за ее спиной. – Еще немного, и мне пришлось бы сказать тебе при всех все, что я думаю, а это могло привести тебя в замешательство.
– Я за тобой не посылала, – ответила Элен, не оборачиваясь.
Он подошел к ней сбоку, став спиной к поручням. Ветер сдувал его волосы с затылка на лицо. Он прищурился от этого, и она увидела, что глаза его потемнели от гнева.
– Я тебя не понимаю, Элен. Еще четыре дня назад мы должны были пожениться. Как ты теперь можешь это отрицать? Неужели тебе нет дела до меня, или тебя не интересует, что со мной произошло?
Элен взглянула на шрам, пересекавший его щеку.
– Тебя ранили, это я вижу. Поскольку я встретила тебя здесь, то понимаю, что ты с боем пробил себе путь. Что еще ты можешь сказать?
– Меня ударили сзади, и я упал, когда получил вот это... – Он дотронулся пальцами до щеки. – Если бы я носил кольца, то недосчитался бы нескольких пальцев. Меня приняли за мертвого, раздели и бросили в кучу трупов. Я бы и сейчас там лежал, если б не Серефина.
– Серефина... – сухо повторила Элен.
– Да, она искала меня. А ты не предприняла ничего, чтобы узнать, жив я или нет.
– Я была не в том состоянии, чтобы кого-нибудь искать, – протестующе заявила Элен.
– Ты могла бы проявить побольше радости, увидев меня вчера вечером среди живых.
– Я сама не представляла, где нахожусь и что делаю...
– А какая отговорка у тебя на сегодняшнее утро? Я бы не назвал твое приветствие достойным любящего жениха!
– Я уже не та девочка, какой когда-то была. И больше не твоя будущая невеста! – выкрикнула Элен ему в лицо. – Все изменилось, неужели ты не видишь?
– О, я-то вижу хорошо. – В его голосе появились скрипучие нотки от едва сдерживаемого гнева. – Ты хочешь сказать, что тебе наплевать на наше обручение! Ты нашла кое-кого по своему вкусу и потому не хочешь выходить замуж?
– Этот брак никогда не был моим выбором, и ты прекрасно это знаешь.
– Девическая нерешительность. Все было бы по-другому в нашу брачную ночь.
– Ты слишком самоуверен, тебе не кажется? А впрочем, почему бы и нет? Не думаю, что Серефина когда-нибудь жалуется. – Элен бросила на него уничтожающий взгляд.
– Серефина не имеет к этому никакого отношения! – зло крикнул Дюран, и его лицо побледнело.
– Не сейчас, нет.
– Она никогда не имела отношения. И она не станет мешать моим чувствам любви и уважения, которые будет получать моя жена.
– Но ты до сих пор так и не отважился удалить ее от себя, да никогда и не собирался.
– Куда она пойдет, как будет жить? У меня перед ней имеются обязательства, и я чувствую свою ответственность...
– Как это удобно...
Его черные брови сдвинулись.
– Я не намерен обсуждать это с тобой. Такие отношения не касаются моей жены; она не должна знать, что они существуют, а тем более рассуждать о них.
– Иными словами, жена не должна признавать, что знает о них. Это тем более удобно.
– Это не моя вина, Элен, и не от меня зависит тот образ жизни, который я веду. Ты должна быть счастлива, что я вообще рассматриваю возможность жениться на тебе после того, как ты себя вела...
– Я не хочу выходить замуж, а тем более за тебя! – твердо заявила она, подняв подбородок.
– Как неудачно, поскольку ты уже подписала брачный контракт.
– Одна маленькая деталь: я не произносила никаких клятв и не давала никаких обетов и обещаний в церкви.
– Маленькая, может быть, для тебя. Но мне она дает право защищать твою честь, как свою собственную. Интересно, как тебе понравится, если ты увидишь своего спасителя нанизанным на мою саблю?
– Ты этого не сделаешь! – Элен в оцепенении посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Ты во мне сомневаешься? – спросил Дюран с мрачной иронией.
– Это стало бы самой позорной неблагодарностью за то, что Райан предоставил тебе возможность спастись.
– Ущерб, который он мне нанес, больше, чем его любезность.
– Не понимаю, почему ты все еще хочешь жениться на мне? Я ведь прекрасно знаю, что у тебя ко мне нет никаких чувств, да их никогда и не было! – проговорила она с жаром.
– Ты так уверена? Впрочем, это не предмет для обсуждения. Это вопрос чести. Может, в том, что говорил актер, и есть капля смысла, – ты хочешь, чтобы двое мужчин дрались из-за тебя, готовые пролить кровь только ради того, чтобы тебя заполучить?