Перед ними оказалась небольшая дверь, которая вела в буфетную дворецкого, а из нее можно было попасть в главную столовую дома. Дивота повернула ручку, и дверь распахнулась настежь.
Они снова побежали, пересекая буфетную и столовую, и через огромные распахнутые в сад окна попали на терраску в удаленной части сада. Простучав каблучками по ступенькам терраски и перебежав газон, скрылись в кустах гибискуса, образовывавших живую изгородь. Под прикрытием кустов Дивота и Элен стремительно убегали все дальше от дома в сторону тростниковых плантаций, убегали, словно преследуемые животные, тревожно оглядываясь и тяжело дыша. Наконец им удалось добраться до первых рядов высоких стеблей сахарного тростника.
Но даже сейчас, находясь вроде бы в безопасности, они никак не могли остановиться и с трудом продвигались по рядам, похожим на длинные зеленые туннели из широких листьев тростника, вытянув перед собой руки и прикрывая ими свои лица. Иногда они сбавляли шаг, чтобы перевести дыхание, но тут же устремлялись вперед. Позади слышались крики и выстрелы.
Поля, казалось, будут тянуться бесконечно. Тут и там попадались участки, задушенные сорняками, одичавшими кустами кофе и виноградником. Кроме того, встречались участки, не засеянные еще со времени первого восстания и которые теперь зарастали подлеском. Такие участки попадались все чаще, в конце концов переходя в тропический лес.
Через некоторое время обе женщины стали двигаться совсем медленно, отчасти из-за усталости, отчасти от страха, что могут наткнуться на остатки нападавших негров или еще на какую-нибудь банду. И только зайдя глубоко в лес, они наконец остановились. Эта часть поросшей деревьями земли представляла собой полосу шириной не более полутора миль и граничила с одной стороны с тростниковыми полями, через которые они только что пробрались, а с другой – с главной дорогой, ведущей в Порт-о-Пренс.
Элен и Дивота углубились в чащу. И когда, спотыкаясь, вошли под сень большого дерева, то в изнеможении опустились на землю. Обе прислонились спинами к его стволу, закрыв глаза и пытаясь отдышаться.
Элен наконец открыла глаза. В окутавшей их темноте она увидела красноватое мерцание на небе в той его стороне, откуда они пришли. В теплом воздухе ощущался запах дыма.
– Дом... Они жгут дом, – проговорила девушка безразличным тоном.
– Да... – не открывая глаз, ответила Дивота.
– Взгляни туда, там тоже что-то горит. – Дивота взглянула сквозь шатер листвы над ними:
– Где? – Элен указала:
– Там. Отсвет пожара можно видеть на облаках.
– Может, восстание уже охватило весь остров? – с горечью проговорила горничная.
Элен, покачав головой, снова закрыла глаза.
– Какое это имеет значение? Вопрос в том, что нам теперь делать?
Отец погиб. Она сама видела, как он умер... Элен передернуло от воспоминаний сцен страшной бойни, которые опять всплыли в ее памяти; и все же они казались совершенно нереальными...
– Мы могли бы добраться до французских войск в Порт-о-Пренсе... – неуверенно предложила Дивота.
– Может быть, – тихо ответила девушка.
– Нам стоит попробовать.
– Да, – согласилась Элен.– Думаю, дорога окажется слишком опасной. Как было бы полезно узнать, что на ней творится.
– Я смогла бы это выяснить, – отозвалась Дивота.
– Что ты хочешь этим сказать.
– Если мне удастся встретиться с каким-нибудь рабом из нашего поместья, то он сможет рассказать мне, что затевает Дессалин, почему он отдал такой приказ.
– Слишком рискованно! – решительно ответила Элен.
Она достаточно хорошо знала рабов из своего хозяйства, которые могли принимать участие в восстании, этих людей, за которыми ухаживала, когда те болели, мужчин и женщин, которые убирали дом, подрезали деревья в саду и сгребали листья, работников, которые пели в полях. Она хорошо их знала, но встречаться с ними не хотелось.
– Большого риска нет, по крайней мере с теми, у кого цвет кожи такой же, как у меня.
Элен очень редко думала о Дивоте как о цветной женщине, точно так же, как едва ли думала о ней как о родственнице. Просто для нее она была мудрой, заботливой Дивотой, которая всегда находилась рядом. «Неужели эта женщина могла знать, что случится в этот вечер? Нет, не могла!»
– А если они признают в тебе горничную Ларпенов? Этого окажется достаточно, чтобы расправиться с тобой.
– И все-таки это шанс, которым я должна воспользоваться, чтобы что-нибудь выяснить для нас. Если это и в самом деле всеобщее восстание, то нам понадобится укрытие, где мы смогли бы спрятаться. И сделать это нужно еще до рассвета.
Дивота рывком поднялась и, выпрямившись, поправила фартук и тиньон. Элен наблюдала за ее движениями. Как госпожа рабыне, она могла бы приказать Дивоте остаться, но отношения между ними были не такими. В любом случае Элен не чувствовала в себе прежней уверенности в том, что служанка ей подчинится, особенно теперь, как и в том, хочет ли она сама, чтобы Дивота оставалась сейчас с нею.
– Если ты считаешь, что должна идти, то иди, но я пойду с тобой.
– Нет-нет, будет лучше, если ты останешься здесь. А я скоро вернусь.
– Я могла бы последить... – начала было Элен, но тут же осеклась – Дивота исчезла в ночи.
«Она привыкла ходить в темноте по бездорожью, – убеждала себя Элен. – Как последовательница обрядов вуду или... даже, что вполне вероятно, их жрица Дивота нередко оставляла дом по ночам, чтобы к полуночи добраться на ритуальные сборища в горах. С Дивотой все будет в порядке...»
Медленно ползло время. Мягкий шелест ночных звуков окутывал девушку. Возможно, это падали сухие ветки или листья с деревьев, а может, это было дуновение бродяги-бриза, пробивавшегося сквозь густую листву тропической растительности. Донеслись отдаленные звуки пьяных голосов: кто-то уже праздновал победу. Но шум не становился громче. А через некоторое время и эти звуки исчезли.
Ночь была безоблачной. Лунный свет освещал горизонт за далеко простиравшимися тростниковыми плантациями. Луна выплыла из-за верхушки дерева и медленно поднималась по небу, так что ее свет стал падать почти отвесно сквозь листву над головой. От этого тени под раскидистыми ветвями становились еще более темными. Серебристый лунный свет оставлял на земле бесформенные световые лужицы. Одна из них, размером с ладонь, появилась чуть выше того места, где сидела Элен, и постепенно переместилась на ее колени, покрытые шелком кремового цвета. Мягкое сияние мерцающей ткани слепило ей глаза.
С трудом поднявшись на ноги, Элен укрылась в тени. Но даже там ее платье казалось маяком, а золото цепочки, на которой висела камея ее матери, ярко вспыхивало при каждом ее вздохе, с каждым ее движением. Поэтому девушка сняла камею и сунула ее в карман нижней юбки. Она пожалела, что не додумалась захватить из дому плащ, одеяло или что-нибудь другое, чтобы скрыть блеск своей одежды.
«А может, стоит вымазать платье землей? – подумала она. – Под деревьями достаточно сыро».
Опустившись на колени, девушка стала сгребать себе на ноги листья. Густой запах плодородной земли, казалось, заполнил все вокруг, в то время как шелест опавших листьев, до которых она дотрагивалась, слишком громко отдавался в ее ушах. Набрав в ладонь мокрой земли, Элен размазала ее по руке. Аромат масла, которое несколько часов назад она нанесла себе на кожу, смешался с запахом земли. Элен потянулась, чтобы набрать горсть земли.
Резкий вскрик заставил ее поднять голову. Метрах в десяти от нее стояли двое негров, одетые в грубые штаны, с голыми торсами. Лица и груди их были разукрашены оранжевой и белой красками. Один из них в левой руке держал за ручку серебряный кувшин, в правой – мачете. У другого в руках не было никаких трофеев, но он уже поднимал топор на короткой ручке.
Девушка медленно поднялась и, сделав шаг назад, попала под поток прямых лучей лунного света, который сразу же осветил ее с головы до ног, вспыхнув и замерев в волосах, на коже, на платье. Элен понимала, что попала в безвыходное положение, но держала голову по-королевски высоко, не желая показывать им, как напугана неожиданной встречей и какой ужас растекается по ее телу.