Гордей поднял руки, как бы прося пощады.
— Все, все, все, — воскликнул он. — Ты убедил меня, отец, чтобы я к нему даже не приближался.
— Хорошо, — улыбнулся Дарий Глебович, успокаиваясь.
От впечатлений у него разбегались глаза. Он не успевал их все отслеживать и высказывать. Иногда в зарослях вдоль дороги он примечал высиживающую птенцов дрофу. А в другом месте им перекрыло дорогу семейство вепрей, правда, шедшее по своим делам с весьма мирными намерениями. Пришлось остановиться и пропустить их. Тут и там замечались пробегающие косули. А как нравились ему сидящие на верхушках деревьев хищные птицы! Их было легко различить по серому или пятнистому оперению, по крупности и особенному клюву. А орлы, которые сидели просто на кочках у дороги?! Это были настоящие хозяева здешних мест.
Больше всего Гордея увлекали обеды, устраиваемые теми, кто, как и они, сопровождал обоз. По дороге они успевали добыть птицу или мелкое животное. Затем останавливались, разводили костер и запекали мясо в костре. Туда же бросали и овощи, например, свеклу или модный картофель. Отдельно в котле варили кашу. Затем все это разламывали и разливали на порции и ели сообща. Это был настоящий дух путешествия по необжитым местам! После такой трапезы еда, которую можно было купить в трактирах, казалась помоями.
— Наедайтесь, господа, — бывало, приговаривал кто–нибудь из трапезничающих. — А то ведь в калмыцких местах такой гадостью кормят, что не сказать.
Приключений было много. То дожди их трепали, то ветры. От дождей расплывалась дорога. И тогда обозные принимали решение стоять у обочины и ждать их высыхания. Трудить тягло в вязкой грязи они не хотели, все–таки живые существа — дети наши, не умеющие говорить. Благо, что весенняя непогода недолгая. Нет, в непогоду, в топь и грязь они не ехали. По всем соображениям выгоднее было переждать эту немилость богов, вздыхая да сетуя… Впрочем, это–то и было у них всего раз за всю дорогу, так что и жаловаться не пристало.
— Эх, был бы это «фашинник», мы бы не стояли, — вздохнул тогда Дарий Глебович. — Все же «фашинник» гораздо удобнее и надежнее обычной грунтовки.
И почти вслед за ним звоночком отозвался Гордей:
— Что и как ты сказал? «Фашинник»?
— Ну да! Как Столичный тракт. Ты же помнишь поездку в Санкт — Петербург? Как тогда хорошо шли кони, как ровно катилась повозка!
— Помню, — горел нетерпением мальчишка. — Так что это за тракт такой?
— Это? Это, значит, дорога такая, специально сделанная. Столичный тракт строили так называемым фашинным способом, когда по всей трассе рыли котлован глубиной метр–два и в него укладывали фашины, связки прутьев, пересыпая слои фашин землей. Когда эти слои достигали уровня поверхности земли, то на них поперек дороги укладывался помост из бревен, на который насыпался неглубокий слой песка.
— Как просто… Кто же до этого додумался, отец?
— Скифы, мой друг.
— Скажешь тоже… — засмеялся Гордей и, сдвинув шапочку, закрывающую голову от солнца, на затылок, откинулся на спину, опираясь на выставленные назад локти.
Солнце, пробивающееся сквозь ушедшие дождевые тучи, сеяло на его лицо мягкие лучи, согревая и золотя кожу. Гордей сощурил глаза и поморщился, пытаясь разглядеть картину неба.
— Я не шучу, голубчик, это действительно так, — между тем продолжал Дарий Глебович. — Именно таким способом скифы возводили свои курганы. Только они вместо фашин использовали дерн.
А затем наступала очередь солнышка. Уж оно–то не ленилось — палило на славу, так что даже ветер засыпал и повисал между небом и землей без движения. Тогда еще и духота наступала. Впервые Гордей увидел марево, бегущее к небесам.
— Что это — спросил у отца, — струится вверх прозрачными, но блестящими огнями?
— Далеко ли? — спросил отец. — Не вижу что–то.