– А как же Свет? Как сторона моей матери?
– Твоя мать, – фыркнул он, и горечь, словно яд, начала покрывать окружающие нас стены. – Зоя ушла, Джоанна. Она ушла и не вернется. Возможно, так долго жила на стороне Тени, что это начало ей нравиться. Кто знает? Она может и сейчас быть там, вести легкую жизнь, потому что, понимаешь, это гораздо легче… – Да. я знала. – Черт побери, да, не исключено, что именно она передает Тульпе информацию о наших звездных знаках…
– Нет. – Я покачала головой, – Это не она.
– А откуда тебе известно, что она может сделать и чего нет? Ты ее по-настоящему никогда не знала.
Мои губы задрожали. Он меня поймал.
– Мы забыли о существовании Зои и скоро то же самое сделаем с тобой. И тогда просто вернемся к жизни в разных реальностях.
Сердце мое сжалось, и я знала, что Уоррен почувствовал это. Он способен ощущать эхо моих чувств в своей крови… если хочет.
– Так… вот как? Он оглядел меня сверху донизу, лицо его на мгновение смягчилось, и он мигнул. Но вот лицо его снова застыло, эмоции окаменели, и он превратился в кого-то другого – не бродягу и не предводителя подполья. Он стал никем.
– Мне пора идти.
– Вот так просто, Уоррен? – бросила я ему вслед. – Ты собираешься повернуться ко мне спиной, как будто я не потеряла всю свою жизнь, свою личность, свою сестру? Как будто никто не пытался меня убить? – : Он продолжал уходить, и я заговорила еще громче: – Как будто мои глаза не истекали кровью в глазницах?
Никакого ответа, только глупое шлепанье его походки. Хотя как-то неожиданно она перестала выглядеть глупой. Теперь она стала решительной. Признающей поражение. Финальной.
– А как же наша с тобой особая связь, как она? – Он свернул за угол. Он слышал меня, но молчал. – Не поворачивайся ко мне своей проклятой спиной! – Я ударила кулаком по стене. – Уоррен!
Голос мой глухо отразился в пустом коридоре и перешел на шепот.
– Не… не уходи…
Прижавшись к стене, я попыталась восстановить дыхание.
«Как он мог? Он меня знал, знал, кто я и почему. Разве не он обнимал меня, когда я плакала на полу, глядя по местному каналу на собственные похороны, как на какое-то реалити – шоу? Он знает меня, – подумала я, – меня настоящую. Знает…»
– Даже я сама этого не знаю. – Дрожа, я оттолкнулась hi стены. Не хотела сломаться здесь, в коридоре, где меня любой может увидеть. Где, как вирус, повсюду сохраняется недоверие Уоррена.
Поэтому я бросилась к ближайшему выходу – к двери Греты, и она открылась так быстро, что я сделала два шага, прежде чем поняла, что забыла постучать. Полуослепнув от потрясения и жалости к себе, я едва заметила удивление Греты, то, как она вздрогнула, прежде чем овладела собой. Руки ее исчезли за спиной, она попятилась и прижалась к своему туалетному столику, и за ней в зеркале отразилось мое бледное лицо, мои темные глаза.
Похоже, я здесь на всех произвожу впечатление.
Она прижала руку к груди.
– Оливия!
– Прости. Я просто… Я не…
«Я не Оливия. Я не супергерой. Я не аноним. И я не стану плакать», – подумала я, хотя первые слезы уже выступили.
– Мне просто нужно с кем-нибудь поговорить.
– О боже! Конечно. – Она бросилась ко мне, хотя я заметила, что оно поколебалась, прежде чем обнять меня, потом сдалась и позволила мне уткнуться в ее плечо. – Не знаю, к кому прийти, а мне нужно поговорить, и я видела Уоррена, и он не… Он просто…
– Ш-ш-ш, – сказала она, прижимая мою голову к своей груди. И я расслабилась. Расслабилась, кажется, впервые за десять лет с тех пор, как меня бросила мать. Закрыла глаза и глубоко вдохнула. Я поняла, что теперь знаю ее. Розы и травы, на которых она настаивала чай, напоены ее дыханием и кожей, и отличительный запах отпечатался, как звезда, на моих висках.
Постепенно отчаяние и горе покинули мое тело, уплыли вместе со слезами, и я успокоилась. Всхлипывания сменились блаженной пустотой, я молчала. Грета продолжала покачивать меня, и хотя я знала, что она по-прежнему в ужасе того, что произошло утром, и боится меня, я была так благодарна ей за эту доброту, что остальное перестало меня заботить.
– Спасибо, – сказала я, вытирая лицо рукой. – Еще раз.
– Один из тех дней? – негромко спросила она.
– Одна из тех жизней, – ответила я с горьким смехом.
– Ты слишком переполнена впечатлениями, дорогая. Ты прошла по убежищу, познакомилась с остальными…
Я подняла руку, прерывая ее. Бросила на нее виноватый взгляд, опустила руку и вздохнула.
– Я устала от того, что люди считают меня или избранным освободителем, или воплощением зла. Но больше всего я устала притворяться тем, кем я не являюсь.
– Что это значит?
Это значит, что ты бы не разговаривала со мной, если бы знала, кто я. Ты бы убежала и забилась бы в угол. }вала бы на помощь и спасала свою жизнь. Я встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Разве это не так, Джоанна? Оливия? Кто бы ты ни была.
Грета тоже смотрела в зеркало, но ее отражение, как в кино, отодвинулось, растворилось в фоне, а мое стало четким и сфокусированным. Кожа моя словно истончилась, и сквозь нее четко проступили кости.
– Все те, с кем я в жизни была близка, или погибли из-за меня, или я их оттолкнула. Даже мама ушла в конечном счете из-за меня.
– Неправда. Это не твоя вина!
– И мне нравится насилие, – продолжала я, не обращая на нее внимания, крепко обхватив руками колени. – Я никогда не признавалась себе в этом, но это так. Мне нравится совершать насилие, нравится власть, которая дает мне такую возможность. Я отправляюсь в темные уголки в поисках тех, кто причинил мне боль, чтобы по-своему восстановить справедливость, отомстить. Своими кулаками, Грета. Со всей ненавистью, которая переполняет мое сердце.
Она улыбнулась, отметая серьезность моих слов.
– Ты говоришь, что ты не совершенна.
– Ты не понимаешь. – Я повернулась к пей. – Я не могу это сделать! Я не могу стать такой, как вы ожидаете!
– Но ты дочь Зои Арчер.
– И дочь Тульпы.
Она склонила голову.
– Это тебя беспокоит?
– Это беспокоит всех, – заявила я и рассказала о своем столкновении с Уорреном в коридоре.
Грета тяжело вздохнула.
– Мы только что закончили сеанс. Я загипнотизировала его, и он пережил в сознании свой величайший страх. Ваши судьбы тесно переплелись.
Это заставило меня поднять голову.
– О чем это ты? Какой страх?
Глаза ее стали печальными, и она покачала головой.
– Что ты, женщина, с которой связаны все его надежды, предать его.
Я могла только раскрыть рот. В свете ее слов действия Уоррена приобретают смысл, но сами слова не поддаются объяснению. Я? Предала его?
Грета попыталась успокаивающе улыбнуться, но не сумела:
– Когда твое сознание уязвимо, все чувства обостряются. Он увидел тебя сразу после ухода, услышал, ощутил запах твоего предательства…
– Но я не предала его!
– Он верит, что предала. – Она откинулась на спинку кушетки и подождала. – Подумай о спортсмене, который зримо представляет свою победу в состязании. Сознание не различает то, что создало воображение, и то, что произошло в действительности. Уоррен здесь пережил твое предательство или его возможность. – Она изящным пальцем показала на свою голову. – Не волнуйся. Он скоро вернется к норме. Будет так нормален, насколько вообще может Уоррен.
Она шутила, но я не могла улыбнуться. Однако ее слова заставили меня задуматься.
– Думаешь, такой гипноз мне поможет?
– Что ты хочешь сказать?
Я попыталась говорить спокойно но надежда дрожала в каждом слове.;
– Можешь ли ты извлечь из меня больше Света? Вывести его на передний план? Сделать его сильней, чем… противоположная сторона?
Она взяла очки с маленького столика в изголовье своего двойного кресла и надела их, словно собираясь внимательней осмотреть меня.