– Спи, – велела она, и где-то в глубине души я знала, что рот мой шевельнулся, она использовала для приказа мое горло, мою память. Повинуясь, я еще глубже погрузилась в себя.
– Оливия? – Голос Греты казался далеким и настороженным, он больше не был властным и уверенным. И она справедливо встревожилась. Голос моей матери взял верх.
…– Я покажу тебе, кто я, кто ты, – сказала я голосом своей матери, каким она когда-то говорила со мной, – и какой ты будешь когда-нибудь.
Qua склонилась надо мной, ее волосы коснулись моих безжизненных щек, голубые глаза впились в мои.
– Потому что ты переживешь это. Так было предсказано. Ты станешь первым знаком Зодиака. Ты возродишься как наша Кайрос.
Она прижалась губами к моим разбитым губам и оживила мою душу. Я ощутила запах пустынной мяты – цветы поблекли, но стебли еще прочные и влажные, как от летнего муссона. В горло мне пролился сок кактуса, который сохраняет жизнь хищникам пустыни; этот сок проник мне в желудок. Какой-то уютный аромат, похожий на корицу, но более сильный, подействовал на меня изнутри, так что все мои мышцы одновременно расслабились.
Присутствовал также экзотический и опьяняющий запах матки, в которой я когда-то жила. Он напоминал ночные цветы и ветер при яркой луне. Я сразу узнала его и глубоко вдохнула. Она дала еще больше. Как все великие матери, она отдала мне все. «Видишь? Ты можешь чувствовать Свет в другом человеке. Теперь запаси эту силу глубоко в себе. Потому mi о он придет к тебе снова».
– Оливия!
Голос заставил мою мать оглянуться. Она нахмурилась, раздраженная этим невидимым вмешательством, потом встала и направилась к двери. Оглянулась только раз, опираясь рукой на дверную раму, – маленькая, но могучая, смотрящая на меня с яростной любовью и огромной решительностью. «Следи за Оливией. Она покажет тебе, как выжить».
И она исчезла. Снова.
– Открой мне твою подлинную личность, – потребовала Грета, входя в больничную палату через портал, который она открыла в моем сознании. Ее очертания были пронизаны силой, под кожей как будто вспыхивали искры. Я только взглянула на нее, и, как кости, покатились слова. Богиня, сука, шлюха, мать, дочь, сестра, подруга…
Я могла быть любой из них, но я выбирала себе название, как покупатель выбирает фрукты на лотке продавца. Враг, подумала я, надкусывая. Вкусив. Охотница, подумала я, добавляя к предыдущему. Когда-то добыча, теперь хищник. Я отложила это, слово, сохранила на будущее.
– Скажи мне, кто ты!
– Разве ты не видишь сама? – Я повернула голову, чтобы посмотреть на Грету, которая по-прежнему неуверенно стояла у входа в мою палату, и: улыбнулась. По тому, как она ахнула, я. поняла, что не могла, не должна была задавать вопросы, но неожиданно; у меня оказались все ответы. Услышав шаги в коридоре, я наклонилась, глядя мимо Греты. «Видишь, как моя аура предшествует мне? Видишь, какая колючая текстура у моей души? Сосуд полон ярости, не правда ли? Моя душа купается в алом».
Теперь, в полной панике, Грета прижалась спиной к стене. Голос ее дрожал. Руки метались, делая что-то за ее спиной. «Назови мне твое имя».
Ответ отяжелил мне рот, от него онемел кончик языка. Я почувствовала его тяжесть, и глаза мои открылись одновременно со ртом. «Я Стрелец!»
И как стрела, выпущенная из лука, который слишком долго держали натянутым, женщина, которой я должна была быть, как яркая комета, пролетела последние десять лет и погрузилась в меня со всеми знаниями, с которыми я родилась – и с которыми была погребена. Знаниями о Стрельце, о Зодиаке… о моем месте в нем.
Рядом с моими глазами прорезалась вторая пара глаз, эти глаза удивленно замигали, и рот мой расцвел в улыбке. Вторая пара ушей, с перепонками, уходящими в глубину души, раскрылась, когда с нее наконец сняли давление. Новые вкусовые пупырышки образовались на языке, и каждая пора кожи ожила, давая мне возможность ощущать любые частицы в воздухе, – чего я раньше делать не могла. Ко мне вернулось шестое чувство. На это потребовалось десять лет, но наконец я полностью исцелилась.
И встала.
Грохот, звон разбитого стекла, Грета пятилась к дальней степе своей комнаты, у ее ног лежали осколки. Переход от воображаемой больничной палаты к комнате Греты был внезапным, но я вес еще была собой из сна, подлинной, настоящей, хищником, окруженным алой аурой. Глядя ей в глаза, я улыбнулась. Она была испугана, и мне было ее жаль, но мне нужно было зеркало. Я хотела увидеть себя сама.
– Как ты это сделала? – спросила Грета. Я отвела влажную прядь волос от щеки. Женщина уже почти овладела собой, и на ее лице отражалась только легкая тревога, но говорила она настойчиво и резко. – Я ввела тебя в гипноз. Ты не могла выйти из него без моей помощи.
– Я очень долго пребывала под гипнозом. Грета. – Я потянулась, словно просыпаясь после долгого сна, и принялась разглядывать свое отражение в зеркале туалетного столика. Цвет прежний, не алое пламя из моего сна, а приглушенный язычок, как у лампы с прикрученным фитилем. Язычок теплый и устойчивый, и теперь я знала, что он никогда не погаснет. – Мне давно пора было проснуться.
И я чувствовала себя освеженной. Мои поры пили воздух, и комната казалась яркой. Но у Греты был тускло-зеленый цвет. «Это ее страх», – догадалась я и снова ее пожалела. Я глубоко вдохнула и нахмурилась.
– Что это за запах?
– Я… я не могла тебя дозваться. Приготовила шприц, чтобы вывести тебя из транса химическим путем. – Она макнула рукой в сторону осколков на полу. Рот ее дернулся. – Оказывается, в этом не было необходимости.
Я сморщила нос.
– Я чувствую в нем энзимы. Ощущаю твои духи, даже не вдыхая. Интересно, правда? Я как будто дышу через поры. – Я повернулась, разглядывая свою ауру в зеркале, и заметила страх в глазах Греты. Улыбаясь, я подошла к ней и обхватила ее лицо ладонями. – Не бойся, Грета. Я больше не боюсь.
И я вышла из комнаты. Грета ахнула, ощутив уверенность, знания и силу, которые окутали меня как плащом.
22
Двери, которые не открывались, лифты, которые не приходили… теперь все это придет.
Намереваясь проверить эту теорию, я вошла в комнату сейфов, угнетающе действующую своей тишиной. Мои каблуки резко стучали по бетонному полу. Сейфы располагались кругом, как часовые, охраняющие периметр круглой комнаты, и освещенные эмблемы издавали слабый гул. Мой взгляд немедленно устремился к кентавру, который ровно и уверенно светился мягким зеленым неоном.
Я старалась не обращать внимание на пять спящих знаков, но признание Уоррена не выходило из головы; не пять, а десять агентов убиты за последние несколько месяцев, и неосвещенные знаки погибших агентов казались мне пулевыми отверстиями в стене. Беззвучные, бесцветные, пустые своды, куда не проникнет пи один огонек, пока смерть их хозяев остается неотмщенной.
Извлеченное из глубин памяти подлинное воспоминание о моей матери давало мне веру в то, что я смогу это сделать. Отомстить за них. Я снова обратилась к своему сейфу. Что бы ни находилось в нем, оно должно помочь мне стать такой, какой я должна быть, какой дала жизнь моя мать. Оно научит меня быть Стрельцом. Поможет снова создать для себя в мире безопасное место.
И вот, забыв о пустых глазницах ниш вокруг себя, я приложила ладонь к знаку. В глубине его вспыхнул приглашающий красный огонек.
– Чтоб ты знал, – прошептала я в горизонтальную щель сейфа, – ответ на загадки моей жизни не в тебе. Он во мне. – Я с горькой улыбкой нажала на кнопку. – Меня зовут Джоанна. Я Стрелец Света.
И все. Легкий щелчок, и сейф раскрылся. Я покачала головой. Нужно было всего лишь совершить путешествие в себя… и вернуться из него другой личностью.
Снимок, который Уоррен бросил в сейф накануне, лежал не у дверцы, а в глубине, с тремя другими, и у меня перехватило дыхание, когда я их увидела.