Я пялилась на потолок, когда пришло время кушать. Дверь открылась и зашёл человек в маске. Кто бы это не был, он был тут в первый раз, судя по тому как разглядывал комнату. Смирившись со своей участью спокойно ждала пока он сядет рядом и даст мне кушать. Рассматривая его, мы случайно встретившись взглядами и застыли. Это был Элиот. Его глаза, мне никогда бы не удалось забыть, как сильно мне не хотелось воткнуть в них нож.
— Элиот… — тихо произнесла я.
Но он ничего не ответил. Но во мне появилось странное спокойствие, казалось подсознательно я знала что он не сделает мне больно.
Но уже на утро ситуация ухудшилась. Не вытерпев, вчера я стала умолять со мной заговорить. Что-то. Любое. Мне нужен был чей-то голос в этой кромешной тишине. Я нуждалась в контакте. Но он ничего не сказал. Я разозлилась и плюнула ему в лицо. Он начал душить меня и наказал меня голодовкой на целый день и пропустил мой поход в душ. Дамская комната, это единственное место где я могу напомнить себе о нормальной человеческой жизни и отстраниться от этого кошмара. Сегодня он зашёл без ничего, и только подойдя он достал свернутую бумажку.
«Простите мастер»
Проси прощения у мастера — единственное, что было написано.
Мои глаза налились слезами. Я не могла поверить, что мне приходилось проходить через все это.
— П-простите мастер. — мой голос дрожал. Он смотрел на меня и ждал.
— Простите мастер. — в этот раз мой голос был слегка сильнее и уверенней.
Он ухмыльнулся, подошёл ближе и резко схватил меня за горло. Его цепкие руки сжимали мое горло, пока его указательный палец приходился по моей нижней губе. Он отпустил меня и ушел за едой.
В последующие двух дней, я старалась проводить как можно тихо, раздумывая свой план побега:
Рассматривая и копошась в ванной комнате, в попытках найти выход, пытаясь разбить или сломать бутылки от разных средств, но они были слишком мягкие.
У меня почти не оставалось никаких надежд как однажды, лежа в ванне, я засмотрелась на стену. Плитка. Можно разбить плитку и она будет достаточно острой. Замысел был лёгкий в применении и самый реалистичный.
Пальцем скребя дни на стене, сегодня я отметила пятнадцатый. Прошло две недели.
Я сходила с ума. Есть причина почему меня просто тут держит. Они должно быть готовят что-то хуже. Мне было сложно поверить, что они хотят чтобы я тут просто сгнила. А в прочем, потеряв доверия даже к себе, можно было ожидать что угодно.
За это время я ругалась с ними, отказывалась от еду или не реагировала на них. В самые тяжелое время в независимости от себя, просила их поговорить со мной.
Меня развезали. Вначале руки, потом и ноги. Я была готова кричать от радости.
Однажды попытавшись на него напасть, у меня удалось ударить его, но это ни к чему это не привело, пришлось просить прощения. Мне было страшно и подумать, что они опять завяжут меня, но на удивление, наказание не последовало.
Элиот больше не приходил, но мне кажется я опознала Слоана.
На десятый день, мне приснился кошмар. Мне проснувшись ночью, мне хотелось просто умереть. Стены давили на меня, словно проглатывая меня. Я устала. Голова идёт кругом. Они пытаются сломать меня. Но они это сделали уже давно. Я приложила столько усилий, чтобы хоть как-то склеиться, и вот когда мне показалось что у меня удалось себя обмануть и притворяться нормальной. Они вернулись. И если они хотят сделать из меня больше осколков, я порежу их самих. Я получу вниз и унесу их с собой.
Пусть даже сейчас мне плохо и у меня не получается. Но скоро все будет по другому, нужно просто довериться времени.
Им не получиться сломить меня. Прежней меня нету. Они мне подарили новые силы.
С шестнадцатого по двадцать первый день меня водили в ванную каждый день, по моей просьбе. За это время мне удалось пошатнуть плитку. Я выбрала самую нижнюю, да бы она была незаметной.
Как бы сложно это не приходилось, мне нужно было максимально подчиняться.
На девятнадцатом дне, ко мне пришли все четверо и принесли веревку:
Мне было не на шутку страшно. Найдя Элиота глазами, я просила его вытащить меня отсюда, но каково же было мое разочарование, когда он ничего не сделал. А что же мне стоило ожидать? Будто это не похитил меня с друзьями.
Я была готова сражаться, но они подошли с поднятыми руками. Вначале они надели на меня наручники.
Кто-то как мне показалось, Слоан, взял чёрную, эластичную веревку и медленно начал подходить ко мне.
Мне хотелось выбраться, но я понимала какое преимущество они имеют надо мной. Но все же попытавшись сопротивляться, меня схватили сразу и к моему виску прижали ствол. Мне оставалось только подчиняться.
Он откинул середину веревки за мою шею и связал впереди. Видимо поэтому мне дали такую обтягивающую одежду. Проделывая узелки, он связал мне тесный корсет от груди до конца живота. Я следила за реакцией парней, и даже видя только их глаза, чувствовалось, что им нравилось происходящее. Все молча следили за процессом. Невольно мои глаза остановились на Элиоте, его глаза горели похотью. Сама я тоже не могла оторвать глаз от ловких пальцев Слоана, которые умело перебирали разные узоры.
Верёвка становилась туже и сильно сжимала меня. Кожа горела под натиском взглядов.
Слоан присел и слегка расставил мои ноги, верёвкой он перевёл между моих бёдер до спины и завязал, чтобы оно не падало. Для стабильности он повторил это несколько раз. Он провёл ей в последний раз и затянул её так, что она входила в меня.
Мне стал нравиться происходящее. И даже осознавая насколько извращено и ужасно это было — это был единственный выход справиться с ужасом вместо жизни.
Инстинктивно я начала двигаться навстречу веревки.
— Блять. — услышав это из чьих-то уст, я стала ёрзать только уверенней.
Отпуская лёгкий стон, мои глаза закрылись и мое тело расслабилось. Вскоре оргазм накрыл меня и я не могла прийти в себя.
«Двадцатый день проходил спокойно…»
Двадцатый день проходил спокойно, не считая инцидента утром:
Как всегда, мне принесли еду. Опять пюре и котлеты.
Три раза в день. Двадцать дней.
— Можно же хоть один раз что-то другое. Я не могу это кушать. — В начале у меня не было выбора, но сейчас мне физически тяжело это есть. У меня такое ощущение, что я потеряла вкус.
От злости я кинула бутылку воды в него.
Но человек в чёрной маске просто подошёл, оставил тарелку и ушел. Я вздохнула.
Постоянно оставаться одной начало давить сильнее. Иногда мне казалось что у меня пропал слух или голос.
В первое время, спать — было лучшим выходом. Но потом пришлось свыкнуться, потому что наступила бессонница и вот мне стало легко просто сидеть. Меня улыбнула эта мысль, ведь в детстве меня считали непоседливой.
Интересно ищут ли меня родители? Обычно мы общаемся раз в месяц, а сейчас когда я написала им что буду занята ближайшие три месяца, не думаю что обо мне и вспомнят.
А ведь я всегда пыталась угодить им, вопреки себе. Не было меня, была лишь версия моей матери и ее желаний.
По началу я уверяла себя, что все родители такие, что понимающие и любящие родители существуют только в фильмах и литературе. Потом мне казалось, что я недостаточно делаю, сжимая все соки из себя, я грезила о том, что буду идеальной дочерью и меня наконец заметят. А в конце, когда меня покинули силы и желание потакать им, во мне не осталось ничего кроме ненависти к ним.
Правда, со временем начинаешь понимать, что от этого никому не лучше. И мне просто стало просто безразлично.
Пришло время моих водных процедур, но никто не приходил.