Я должен идти. Адам бросает на меня грозные взгляды, мне страшно. Как же он похож на твоего отца!
Я очень сильно тебя люблю и сожалею, что доставил столько страданий тебе и твоим родным. Когда мы снова будем вместе, напомни мне, что я задолжал тебе шоколад.
Люблю тебя всем сердцем,
Ти-Си Коннор».
Кей сложила письмо и посмотрела на Алекса, но тот стоял к ней спиной, сосредоточив все внимание на лошади.
Однако Кей успела хорошо узнать его и поняла, что он обдумывает слова дяди Ти-Си.
— Что он имел в виду, когда написал, что ты знаешь больше, чем он думал?
Минуту Алекс продолжал молча чистить кобылу.
— Я рад, что твоя репутация не пострадала, — наконец проговорил он. — И я согласен с твоими братьями в том, что ты должна оставаться здесь и ждать, когда кто-то из них приедет за гобой. Мне с самого начала не нравилась идея, что ты поедешь домой одна. — Он оглянулся на нее. — Даже в мужском наряде. — Судя по тону, его последние слова были шуткой.
— Тэлли, — мрачно произнесла Кей. — Он поднимет меня на смех.
Алекс хмыкнул. Казалось, он считает, что такая реакция Тэлли будет правильной.
— Зато представь, как ты заткнешь его за пояс своими историями о путешествии. Ты по ночам скакала верхом в обществе беглого преступника. Можешь рассказать ему, что тебе было страшно, что ты постоянно рисковала жизнью.
Кей многозначительно подняла брови.
— Когда это я рисковала жизнью — когда мы танцевали в магазине? Или когда твоя голова лежала у меня на коленях и я втирала тебе в волосы жасминовое масло?
Алекс отвернулся, и Кей не успела увидеть выражение его лица.
— Не знаю, — тихо проговорил он. — Но в первую ночь ты же боялась меня.
— Да. Я едва не перерезала тебе горло.
Он усмехнулся:
— А тебе известно, что в том месте, где ты резанула, образовалась рана и она болит?
— Я тебя не резала!
— Резала. Когда мы убегали из амбара и ты срезала с меня штаны. — Он весело посмотрел на нее. — Скажу тебе так, я думал, ты собираешься прикончить меня, и не знал, удастся ли мне увернуться от ножа.
— Мне было нелегко выбрать между тобой и хозяином того полуразвалившегося амбара.
— Ты рада, что выбрала меня? — смеясь, спросил Алекс и сразу посерьезнел. Он отлично понял, что Кей снова намекает на свое нежелание оставаться в поселке.
— Да.
Они посмотрели друг на друга и смутились. Мысль о том, что это последний их вечер вместе, угнетала.
Алекс нарушил молчание:
— Так ты целовалась с ними?
— С кем?
— С девчонками?
— Ты больной. Ты хуже убийцы, у тебя с головой не все в порядке. Тебя нужно сдать в сумасшедший дом.
— А с юным Тимом? Ты произвела на него неизгладимое впечатление. Может, ты вернулась назад и чмокнула его?
— Я скажу своему брату Адаму, что ты плохо со мной обращался, и он побьет тебя.
Алекс рассмеялся:
— Ах, как же я буду скучать по тебе! Ты развеселила меня, когда я уже думал, что никогда в жизни не улыбнусь.
— Тебя не было бы в живых, если бы не я. — Кей говорила совершенно серьезно, а взгляд ее был сердитым.
Алекс вновь занялся лошадью.
— Нет, ты со мной не поедешь, и не начинай сначала. Лучше расскажи, как здесь кормят. Вполне возможно, с завтрашнего дня я буду есть на обед только аллигаторов. Интересно, каковы они на вкус?
— Надеюсь, вкус у них будет такой же, как у тухлого осла, — буркнула Кей, глядя ему в спину. — И не думай, что сегодня мы ляжем в одну кровать. Я этого не желаю. Ты, Александр… Йейтс, неблагодарный, бездушный, вечно всем недовольный негодяй. Жаль, что я не помню те слова, которым меня учил брат, иначе я обозвала бы тебя по-другому. — С этими словами она вышла из конюшни и в сердцах хлопнула дверью.
Обернувшись, Алекс посмотрел на дверь и вздохнул. Он действительно будет скучать по ней.
Кей лежала на кровати — одна — и боролась с подступающими слезами. Когда она вышла из конюшни, оказалось, что за дверью ее поджидают близнецы, горя желанием задать ей новые вопросы и просто прикоснуться к ней. Они были настолько откровенны в своих авансах, что Кей едва не выложила им всю правду о том, что она женщина. Однако она понимала, что делать этого нельзя.
При мысли, что ей предстоит общаться с ними в течение долгого времени, ей захотелось прыгнуть в седло и ускакать прочь. Даже одна неделя рядом с ними — не говоря уже о двух или трех — вызывала у нее отвращение.